Владимир Голубев - Взрослое лето

– Стойте на гравийке! Мы их гоним на вас. Мужик и девчонка. У них что-то типа поджоги… А у вас-то есть стволы? Стечкин и пятизарядный «браунинг»… ну тогда всё будет в ажуре…

Ветки хлестали по лицам бегущих Игоря и Лены. Оторваться от преследователей не удавалось. Ночь в яме давала о себе знать, и девочка с трудом держала темп отца. Её ноги были сбиты в кровь. Оглянувшись, она с ужасом увидела, что оба копателя находились всего в двадцати – тридцати метрах от них. Утюг размахивал обрезом, словно прицеливался. Судя по всему погоня приближалась к концу. Надеяться было не на что и не на кого, копатели приближались.

– Стойте, придурки, вам всё равно хана! – крикнул Утюг и поднял обрез, ловя спину с рюкзаком в прицел.

– Лена, не слушай, давай вперёд, – шепнул отец, пропуская её, а сам остановился.

– Стой, парниша! А давай по честному, – не унимался Утюг, – мой обрез, против твоей поджоги с десяти метров?

– Ты чё творишь, Утюг?

– А чё, я парень фартовый, сами их возьмём, – по-тихому шепнул Борису, а после крикнул: – Да тебе слабо!

– Папа, не надо, я тебя умоляю.

– Это последний наш шанс, они нас догнали и расстреляют обоих. Ты давай беги дальше, я потяну время, а после догоню. Они не найдут тебя в лесу, иди в самую гущу, подальше от дороги.

– Нет, они убьют тебя, как бабушку и дедушку. Я только тебя узнала, чтобы вот так сразу потерять?

– Иди, только не на гравийку, а к дому, так ближе будет. Запомни, помощь где-то рядом, тебя ищут второй день, и полиция будет здесь с минуты на минуту.

– С тобой ничего не случится?

– Ничего. Беги. Я тебя скоро нагоню.

Он впервые поцеловал дочь в щеку и, отвернувшись, чтобы она не заметила предательских слез, сделал шаг навстречу копателям. Девочка за его спиной уходила в спасительную чащобу.

В эти мгновения Алёнка уже бежала по чаще, и как бы это не было необычным, с каждым шагом в неё вливалось сил больше, чем тратилось. Казалось, она впитывала в себя по капле, по песчинке, по атому силу от деревьев и трав, земли и неба, воды и ветра. Пробежав с полсотни метров, в овражке она уткнулась в густой ельник и, как только одолела первую ель, ощутила себя в полной безопасности. Почудилось, что теперь можно лечь и спокойно уснуть, или даже, оторвавшись от земли, парить среди вальсирующих деревьев. Ноги перестали болеть на этом чудном ковре из опавшей хвои.

Впереди неё замелькали песчаные иголки. Ёжик! Так вот ты где! Алёна спешила за ним, но на удивление не могла догнать коротконого бегуна. Она не чувствовала, сколько прошло времени. Где-то за спиной хлопнула новогодняя хлопушка. Следом опустилась тишина. Она бежала и ждала, словно в детстве играя в прятки, когда дедушка найдёт её, спрятавшуюся в платяном шкафу, среди блузок и костюмов. Время останавливалось, буксовало, и минуты ползли подобно садовой улитке.

Она уткнулась в грудь и, почувствовав знакомый запах, подняла глаза.

– Алёна, успокойся, ты в полной безопасности! – он подхватил её и оторвал от земли.

– Дядя Миша, меня вывел ёжик. Там остался папа, помогите ему. Они его убьют.

– Молчи, ты устала. Я сам всё видел. Наши уже спешат к нему. Я отнесу тебя на дорогу, там твоя мама.

Алёна закрыла глаза. «В вышине, насколько хватает взгляда, обгоняя друг друга, парят соколы и орлы, лебеди и гуси, сотни преданных птиц. Не отставая от князя, во весь опор несутся львы и медведи, волки и лисы, кабаны и рыси, олени и лоси, зайцы и горностаи…

И так все ночи напролёт, не уставая, без остановки небесные странники гонят невидимого зверя по земле и по небу. Под ними проносятся залитые лунным светом поля и дубравы, поймы рек и луга…

Редкие счастливцы, лицезревшие ночную охоту князя Всеслава, шёпотом передают о виданном чуде…»

– Я согласен, не пристало русскому офицеру труса праздновать.

– Давай, иди к берёзе, только, чур, не прячься. А я стану у сосны. Как раз между нами метров десять-двенадцать. Идёт?

– Изволь. Только пусть твой напарник станет рядом с тобою, ну хоть за сосну. Я не хочу, чтобы мне в спину стреляли.

– Да ты чё, командир, мы правильные пацаны, не кинем.

Игорь подошёл к берёзе и огляделся. Тонкий белый ствол с развевающимися на ветру клочками коры не давал ни малейшей надежды укрыться. Рассчитывать оставалось только на себя. Справа от него росла старая ель с сухими нижними ветвями. А среди колючих ветвей даже показалось, промелькнули оранжевые глаза филина.

– Ну что, давай на «раз-два-три»?

– А кто считать будет?

– Да Борян, у него по математике было «три», а у меня «два»!

– Заметно.

Утюг надрывно рассмеялся. Игорь с трудом улыбнулся, он старался потянуть время, Алёнушка должна была уйти как можно дальше.

– Согласен, Борян, так Борян. Только у меня такой уговор.

– Какой?

– У меня выстрел один, у тебя два, так?

– Точняк.

– Надо чтобы всё было честно – вытащи один патрон из ствола. Чтобы всё на равных.

– Ну, ты, волк позорный! Берёшь меня в ежовые рукавицы?

– Сам предложил всё по-честному. Я с тобою согласился, вот теперь стою у берёзки, а ты у столетней сосны, так давай и ты иди мне навстречу.

– Слышь, Борян, этот фраер берёт меня на понт! По рукам.

– Отлично.

– Ты куришь?

– Нет.

– А жаль, хоть курнул-бы перед смертью. А в Бога веруешь?

– Верую.

– Тогда ты молись, а я покуда покурю.

Игорь прислонился к берёзе и, не выпуская поджогу из рук, стал молиться, прося у Спасителя только одного – чтобы дочь успела уйти как можно дальше и спастись. Служба на Севере, ежедневные, особенно зимой, опасности приучили к мыслям о смерти. Самая рядовая поездка по тундре могла стать трагической: сломайся машина или гусеничный транспортёр.

– Ну, хорош, прохлаждаться, выходи, – крикнул Утюг, появился из-за сосны и, видя, что Игорь выходит, резко рявкнул: – считай, Борян!

– И раз, и два…

«Три» офицер так и не услышал – на полянке грянул оглушительный выстрел. Утюг рассчитал всё правильно и точно: выстрелил первым, ещё до конца счета. В доли секунды Игорь заметил как в последний момент к обрезу со стороны старой ели метнулась стальная молния, и хлопок кнута слился с канонадой. И его с головы до ног окатила волна тёплого воздуха, листва и сучья падали сверху. Жуков пошатнулся, но не упал. Навалившись на берёзку, он нагнулся и поднял поджогу, но левую руку со спичечным коробком поднести не смог, она его не слушалась. На рукаве проявились красные разводы, как ягоды клюквы на прошлогоднем снегу…

– Ну что, лошина позорная! Обвёл я тебя вокруг пальца. Накось, ещё получи горячего свинца, чтоб не мучился. Ненавижу вас, офицерьё, и ещё ментов с прокурорами.

Утюг вразвалочку прошёл чуть вперёд и демонстративно встал за молодой сосной. В его руке блестел обрез, он безразлично посмотрел на Игоря каким-то нечеловечьим стальным взглядом.