Елена Арсеньева - Клад вечных странников

– Не-а! – нервно хохотнул Псих. – Не боюсь, представь себе. Я же говорю, Федька, хоть и против своей воли, наболтал изрядно. Например, мне точно известно, что ты не можешь себе позволить помереть не около клада. Хоть кровью будешь истекать, а потащишься туда. Зарок такой, иначе… Ну, тебе лучше знать, что такое – иначе.

– Пришествие Антихристово до срока! – вымолвил старик, словно в бреду. Теперь уже можно было не сомневаться – его пробрала крупная дрожь.

Псих задумчиво смотрел на его склоненную голову.

Пришествие Антихристово… Да, крепко же оберегал себя этот дед от знаков современного мира! А разве война была не пришествием Антихриста? И Псих не раз слышал разговоры верующих людей, будто перестройщик Меченый и есть тот самый Антихрист, по пришествии коего взошла над страной звезда Полынь – Чернобыль. Все в точности, как в Апокалипсисе: «И многие из людей умерли от вод, потому что они стали горьки».

Он сунул руку за пояс джинсов и неторопливо вытащил пистолет. Скомкал на груди грязно-белую рубаху старика, подтащил его к себе, заглянул в черные провалы глазниц. Приставил дуло к его виску – и увидел, как зашевелились усы над губами: старик читал молитву.

Отходная? «Ныне отпущаеши?» Или что там они бормочут в ответственную минуту?

– Нет, – усмехнулся с мучительным наслаждением. – Зря стараешься. Так просто ты от меня не отделаешься!

Он чувствовал себя сейчас необыкновенно сильным. Это тщедушное тело трепыхалось в его руках, словно сухой березовый листок под ветром. Псих прижал к стене его тощую руку. Старик сделал попытку рвануться, но где там! Пусто дело. Псих приткнул к его ладони ствол пистолета.

– Будет больно, – предупредил. – Будет очень больно. Не заставляй меня делать этого. Ведь все равно скажешь, скажешь…

Голос его звучал холодно, однако Псих уже чуял, чуял, как под спудом пепла его спокойствия начинает тлеть знакомый огонек бешенства. Вразумил бы этого старика тот Бог, которому он верит, не дал бы ему излишне забавляться с этим опасным огоньком!

Старик резко, неровно дышал, но молчал. Молчал!

Палец Психа дрогнул на курке.

И вдруг резкий порыв сырого ветра смел свечу со стола, ударил в спину вместе с криком:

– Ты что, гад!..

Всё взорвалось внутри, поток ярости смел плотину сдержанности. О, это блаженное чувство полной, неконтролируемой свободы!..

Выстрел!

Темная тень, заслонившая дверной проем, шатнулась в сторону, рухнула. Псих не успел выстрелить снова – какая-то сила рванула его к стене, он потерял равновесие и рухнул на колени.

Старик! Да это старик вырвался, кинулся в сени! Откуда же у него столько сил?

Псих с трудом поднялся, перескочил в два прыжка кухню, чуть не споткнувшись о неподвижное тело, не дав себе труда даже взглянуть, в кого стрелял, кого, может быть, убил. Вылетел в сени, оттуда на крыльцо, отчаянно ловя взором в кромешной тьме удаляющуюся белую фигуру.

Ничего не видно! Не видно! Хоть бы сверкнула молния!..

Молния сверкнула прямо над его головой, уперев свой раскаленный палец точнехонько в макушку. Чудилось, мозг разорвался на тысячу осколков. Все смерклось в глазах, и он упал, успев еще почувствовать щекой осклизлое дерево ступенек. А потом мир отошел куда-то во тьму.

Сознание вернулось так же мгновенно, как и покинуло его. Вокруг по-прежнему царила тьма.

Темно – это значит, все еще ночь, рассвет не наступил. Значит, он провалялся тут, на крыльце, совсем недолго. Это хорошо…

Медленно, осторожно подобрал под себя непослушные руки и ноги, поднялся на четвереньки, потом встал на колени.

– Смотри, темно. У деда окошко не светится.

Чей-то голос?..

– Спит. Значит, все в порядке. Пошли обратно?

Кто это?

Он еще не успел понять, что произошло, а тело рефлекторно дернулось в сторону, скатилось со ступенек, замерло. И почти тотчас над самой головой прошлепали босые ноги, жестяно прошумел дождевик.

Женщины. Две!

– У него дверь настежь, – весело произнесла совсем рядом Маришка. – С ума сойти, небось в сенях море разливанное! Дедуль, ты спишь? Надо дверь запереть, тебя ж зальет!

Шаги отдалились в сени. И, не дожидаясь, пока охваченные ужасом женщины, оглашая округу криками и зовя на помощь, выскочат из избы, Псих взметнулся на ноги, перемахнул забор и околицей ринулся прочь, к своему дому.

Только во дворе он вспомнил, что забыл подобрать пистолет.

Он всегда изумлялся, почему его интерес к шифру подобен вспышкам маячного огня или приливу и отливу. То загорится – то погаснет. То нахлынет, затопляя все иные интересы, не оставляя места ни для чего в жизни, – то исчезнет, словно и не было его никогда…

Неделями, месяцами и даже годами он жил, вообще не вспоминая и не думая о шкатулке с крестом на крышке, об этой бумаге, об удивительной истории, рассказанной бабушкой. Однако весь последний год, с тех самых пор, как додумался искать ключ в старопечатной Библии, его интерес к шифру не остывал ни на час, и даже на работе он думал только об этом – иногда в ущерб самой работе.

Конечно, конечно, иногда он отчаивался в своих силах. Существовали особые дешифровальные таблицы и даже специальные компьютерные программы. Раздобыть их не составило бы особого труда, однако в ту самую последнюю минуту, когда он уже готов был все бросить и, смиренно признав свою несостоятельность, обратиться за помощью к хайтеку, гордыня начинала заедать его, да как!

Странно – он скорее готов был никогда не разгадать шифр, чем разгадать его с чужой помощью. Почему-то казалось, что ответ совсем рядом. Вот он, его видно буквально невооруженным глазом – только надо уметь смотреть. И знать, куда смотреть.

Он по-прежнему жил с родителями, хотя был, сказать по правде, уже большой мальчик. Они старели, они хотели внуков, а бабушка мечтала о правнуке… Конечно, у него бывали какие-то женщины, какие-то увлечения и даже как бы любови, однако все это кончалось ничем. А в последний год он и вовсе пошел вразнос. Правда, выражалось это весьма своеобразно, не в попойках и гулянках. Заглядывая украдкой в комнату сына, мать все чаще заставала его сидящим на диване с закрытыми глазами. Ну прямо Илья Ильич Обломов, только без знаменитого халата! Рядом лежала толстенная, тонко пахнущая древней пылью книга в кожаном, с медными заклепками, переплете, а в руках он держал заветную шкатулку и слепо водил пальцами по крышке, снова и снова открывая и закрывая ее, словно не веря уже глазам своим незорким, напрягая все иные чувства, дабы прозреть очевидное, но непостижимое…

Он знал, что всякому дешифровальщику необходимо не только точное знание всех мыслимых и немыслимых способов шифрования. Он должен уметь доверять своей интуиции. Если угодно, слушать шепот богов, ловить их знаки!