Лилия Беляева - Старость - радость для убийц

- Скажите, - подала голос после разговора о том, ос ем, - почему, ну почему у нас, в России вовсю процветает преступность? Теперь вот с наркомафией сладу нет. Ведь вот ушел от ответственности один из главарей, Сливкин! Ушел! Сумел чистеньким выскочить из такой уж грязищи!

- Сумел. Выкрутился. Но наши ребятки, мой генерал, неплохо сработали. Целое гнездище паразитов накрыли! Самого Юрчика Пономаря взяли в прожектора. Вполне может "вышку" получить. Отлежится, залечит дырки и прямиком на тот свет.

- Мне его жалко.

- Потому что Вергилия умеет цитировать?

- Потому, что я знала его Чацким из "Горе от ума"...

- Чацкий, мой генерал, не отправил на тот свет троих наших парней. Приплюсуй сюда эту Аллочку. По его команде её уничтожили.

- А меня вот пожалел...

- Бывает и на старуху проруха...

- Ну взяли, ну разоблачили... Но ведь таких наркобанд десятки, если не сотни! Выходит, огромный невод вытаскивает на берег мелкую рыбешку и той наперечет? Мы... наши... ваши... не справляются, не могут, не тянут? Наркомафия растет и цветет! Почему? Почему?

Николай Федорович резко отодвинул от себя чашку, выплеснув на клеенку чай, хмуро взглянул на меня из-под жестких седых бровей:

- Я слышал мнение о наших уголовниках генерального секретаря Интерпола Раймонда Кендалла. Он считает, что основная причина наших поражений в том, что наши уголовники абсолютно наглы и беспощадны до крайности. С ними нельзя цацкаться. Их, говорит он, надо душить где и как только можно. Иначе они задушат нас всех. Я согласен с ним на все сто процентов, мой генерал!

- Логично. Обе руки и я за! - подал голос Михаил, пальцем обводя по контуру упавший на стол ярко-желтый липовый листок. - Но вот штука. Любой начинающий оперативник знает: ежемесячно из России утекает на Запад до трех миллиардов долларов. А тут на верху поют славу друг дружке за то, что он вымолил у валютного фонда пятнадцать миллиардов... кто, значит, и куда ведет Россию? Президентская рать или сливкины? Или в союзе, в связке? Или как? Когда-нибудь, конечно, нам расскажут... Но не сегодня и не завтра. Где оптимизма накопать на черный день?

- Правда, где? - поддержала я.

Николай Федорович повертел чашку по блюдцу, заглянул в неё и спросил:

- Ив сего-то? Так им и передать? - поднял на нас с Михаилом усмешливый взгляд. - Голуби мои! Сей момент беседовал с духом Льва Николаевича! Он мне вот что сказал: "Делай что должно, и будь что будет". По-моему, мудро. Может, и вам подойдет?

... До электрички топали с Михаилом молчком. Он тащил на плече тяжелый черный рюкзак. Через два часа он улетал "в горы, за бабочками".

В вагоне нам места не нашлось. Стояли в тамбуре, вместе с пожилым дяденькой. Он держал на поводке рыжую беспородную собаку с темными очами южной красавицы.

- Откуда такое чудо? - спросила я.

- Представьте, - хозяин улыбнулся, - я подобрал её возле помойки. Не вынес её взгляда. Такие глазищи! Она любит гулять только на поводке. Она гордится, что у неё есть хозяин. Домашние собаки её не поймут.

Когда Михаил садился в машину, чтобы ехать на аэродром, я сказала ему:

- Законченный авантюрист.

- От такой слышу, - ответил он, вылез из машины, тяжелый и словно бы неуклюжий, обнял меня...

Я долго смотрела его машине вслед. И даже уже не машине, а невидимой линии, по которой она умчалась. И мне было грустно. Очень. Я эгоистка. Мне хочется, чтобы все нужные мне люди не уезжали от меня никогда, а только спешили ко мне.

... Звонок из Швейцарии застал меня врасплох. Я отстукивала на машинке разговор с Николаем Федоровичем.

- Билет купила? - спросил Алексей.

- Ага...

- Когда вылетаешь-прилетаешь, эгоистка?

- Знаешь, Алешка, - начала тянуть, - я тут видела собаку, бездомную. Теперь, правда, при хозяине. Он её взял за красивые глаза. Говорит, она очень любит гулять на поводке. Очень гордится тем, что у неё есть хозяин.

- Дальше! Если бы ты не была блондинкой...

- И вот я... сижу, думаю... как же жить в стране, где человеческая жизнь абсолютно нипочем, и как же так получается... ведь у нас было столько прекрасных, талантливых людей... Толстой, Достоевский, Циолковский, Бунин... Я думаю, ну почему, почему подлецы торжествуют? Меньшинство диктует свои правила большинству?

- Во-первых, пробует диктовать, а не диктует. Во-вторых, агрессивное меньшинство часто сильнее вялого, безынициативного большинства. В-третьих, тебе бы надо уже о своих детях подумать всерьез...

- А я и думаю: "Боже! Какие дети! Какие дети! Мир погряз во грехе! И пускать маленького, беззащитного в этот Содом?"

- Ну надо же! Ну ты словно вчера родилась! Ох, если бы ты не была блондинкой...

- Именно вчера я и родилась, догадливый ты мой. Во всяком случае, недавно. И столько открытий совершила! Знаешь, через что прошла? Не знаешь, ибо озабочен самосовершенствованием на фоне Альп. Я всегда была в общем-то бродячей собакой, а теперь особенно. И поводок не греет сердце... в том смысле, что не тронусь с места, пока окончательно не добью материал под названием "Старость - радость для убийц".

- Родная! Я что-то не просек... Я думал, у тебя все обыкновенно...

- Устрицы, мол, у неё к горлу подступают... делов-то!

- Таня! Татьянка! Я сейчас же вылетаю к тебе! Если, конечно, не возражаешь... Если не считаешь полным идиотом. Если ещё помнишь...

- Кое-что, Алешка, кое-что... Вроде, глаза у тебя синие? В руке скальпель? Поэтому обнимать способен только одной левой... Прилетай, прилетай! Не люблю, когда нужные люди уезжают от меня, а люблю, когда спешат ко мне. Эгоистка жуткая, слов нет...

- Танечка, Танечка! Я увезу тебя из этой поганой страны, где люди давно не живут, а мучаются! Я хочу, чтоб ты расхаживала по тихим, красивым комнатам и отходила душой...

- Опять о несбыточном? Опять грезы? Знаешь, я все-таки убогая советская девица и представления мои о нужном убогие, без полета... Я не представляю себя шествующей среди анфилад, ампира, а также выбирающей поутру среди четырех золоченых сортиров один... Мне и надо-то - лежанка, машинка да место, где можно поставить чашечку кофе...

- Таня! Танечка! Я люблю тебя! Я готов для тебя...

- Погоди. Еще. Не могу, никак не могу пить кофе из чашечки мейзенского фарфора, смотреть в окно и видеть, что там, в контейнере для отбросов, роется старый старик заодно с бродячим псом... И радоваться: "Ой, это не я!" Поэтому сейчас забуду обо всем, и о тебе тоже, сяду за машинку и добью свой "чернушный" материал... Чтоб всей стране окончательно испортить настроение. Во злодейка!

- Я люблю тебя! Я не могу не любить тебя! Я... Уже в самолете! Уже лечу к тебе!

... Соврала. Не сразу села за машинку. Постояла у темного окна, поглядела на ясный полумесяц. Слезы текли неизвестно почему. Ведь все, вроде, ничего, а местами так просто замечательно. Во всяком случае, кого-то там убивают, а я ещё жива. И потом... скучно никого не любить... Надо, надо любить.