Павел Генералов - Охота на олигархов

Местные новости порадовали. Ночью на Лазурном берегу ожидалось четыре–пять, а днём — девять–десять градусов выше, естественно, нуля. Ветер южный. Молодцы, французы, угодили. Хотя могло бы быть и потеплее.

Хотя… Уже одно то, что Иван Адамович успел «соскочить» в самый последний момент, есть хорошо. Два его зама, Петя Иваницкий и Олег Милосердов, были арестованы прямо накануне Старого Нового года. И уже больше недели сидели в лефортовских камерах. А «Лефортово» это вам не Сен — Тропез…

За день до ареста соратников сам Герцензон вылетел в Париж. Чуяло его сердце беду, ох как чуяло! Интуиция — в который раз — не подвела. Теперь–то его не достать! Хотя и путь в Россию заказан. Пока заказан. Может, оно всё как–то разрулится?

Но сам Иван Адамович себе не верил. Если уж так накатили, то размажут по полной! В России запрягают долго, но едут быстро, слишком быстро, не разбирая дороги.

Люди из правительства дали понять, что всё очень серьёзно. Вопрос о СНК решался на заоблачном уровне премьера. И никакой Демьянов, будь он хоть трижды «вице», тут теперь не поможет.

Хотя в недавнем телефонном разговоре прикормленный Демьянов, он же «Миша пять процентов», что–то вяло обещал. Типа посодействовать. Впрочем, срочно возвращаться в Москву не звал, обойдя скользкий вопрос молчанием. И на том спасибо.

В общем, всё рушилось.

Не надо, не надо было тогда расслабляться! Не довёл дело до конца — вот тебе и результат!

Сидоров! От этой фамилии у Герцензона сводило челюсти. Похоже, Георгий Валентинович начал наступление на Ивана Адамовича, используя явно превосходящие силы и засадные полки заодно. Кто б мог подумать, что этот мальчишка окажется хитрее самого Герцензона! Эх, знал бы прикуп… Ладно, в Сочи он уже и так прожил достаточно. Детство, отрочество и даже, блин, юность.

Неслышно вошла служанка Коринна и поставила на низкий стол тарелки, налила в высокий бокал тёмное пиво. Герцензон окинул скептическим взглядом коротконогую крепкую фигуру Коринны. Нет, здешние женщины ему активно не нравились — слишком корявые.

Где же Ляля застряла? Ведь обещала приехать, как только эти долбанные съёмки закончатся. Иван Адамович потянулся было к телефону, но в последний момент звонить раздумал, решив перенести разговор с женой на самый вечер: благо, по времени у него всё равно будет на два часа меньше, чем в далёкой и ставшей недоступной Москве.

Надо было хоть немного расслабиться. Герцензон в очередной раз щёлкнул пультом.

Иван Адамович любил старые советские фильмы. Особенно — комедии. Коллекция у него была самой полной. Притом — в каждом доме, будь то во Франции, Испании или Лондоне. Старые, смешные и немного глуповатые комедии его всегда успокаивали. Терапевтический, что называется, эффект.

Сегодня на ужин в дополнение к лазанье со шпинатом и тёмному пиву он поставил себе на видео Шурика. Того, который «Операция «Ы». Раннего, совсем молодого Шурика в коротких чёрных техасах и в неуклюжих, постоянно сползающих очках.

В детстве у Герцензона были точно такие же техасы, только голубые. Он гордо называл их джинсами и пытался сделать потёртыми, тайком стирая в зверском растворе соды. В результаты штаны стали расползаться на коленях и заднице, отчего мама сердилась и сочно ругала индийскую лёгкую промышленность, хотя надо было хвалить отечественную соду.

На большом плоском экране уже начинался третий фрагмент фильма, собственно «операция». Сидя в низком мягком кресле, Иван Адамович не спеша раскурил сигару и поправил наушники. Фильм демонстрировался для него одного и это тоже было реализацией детской мечты. Только море за окном было не Чёрное, а Средиземное. И городок Сен — Тропез, хоть и поухоженней, чем родной Сочи, но гораздо, гораздо скучнее. Впрочем, скука — это, очевидно, стандартная нагрузка к взрослой жизни.

Жизнерадостная троица — Никулин, Вицын, Моргунов — готовилась к ограблению склада. Моргунов колотил боксёрскую грушу, Никулин фомкой боролся с крючками и дверными ручками. Вицын, потряхивая красным носовым платком, «тренировался на кошках». Опять кошки! Толстые гипсовые коты, уложенные в ряд, терпеливо сносили все нападки, улыбаясь грубо нарисованными ртами.

Интересно, а что там во внешнем мире?

Герцензон снял наушники и ужас последних дней ворвался в уютный просмотровый зал.

Уличные коты вопили, как спятившие младенцы. Или — дикие любовники, дорвавшиеся друг до друга через сто лет одиночества. Особенно старался, выл как упырь на луну, один, наверняка самый облезлый, хвостатый тенор. Он, выкаблучиваясь перед стадом, выводил рулады а ля Басков с особым остервенением. Нескончаемая ария облезлого цепляла обнажённые нервы и била по мозгам молотком.

Со всех сторон обложили!

Это кошачье нашествие длилось уже третий день. Вчера пришлось спать в наушниках, от воплей животных не спасали даже плотно закрытые и зашторенные окна. Злобные охранники–доберманы, позорно поджав купированные хвосты, давно и надёжно спрятались от взбесившихся кошек где–то за дальними пристройками. И ведь даже капканы нельзя было поставить — здесь, в Европе, самого нахального кошака и пнуть–то как следует не получится без риска для жизни и свободы. Защитники животных растерзают вмиг.

Что же это за напасть такая? Откуда взялась вся эта кошачья орава? Прямо Хичкок наяву.

Герцензон, морщась, допил пиво и набрал номер внутренней связи:

— Утром выезжаем в Испанию! — беспрекословно приказал он.

24 января 2003 года,

Москва

Всё–таки триммер — великое изобретение для бородатых мужчин. Стрижёт быстро, ровно, аккуратно и чаевых не ждёт.

Жемчужников включил аппарат, но тот, жалобно потрещав, работать отказался.

— Щ-щёрт побери! — пробормотал Питер и поплёлся на кухню.

Там в холодильнике всегда хранился запас новых батареек. Стратегический запас мужчины двадцать первого века: упаковка презервативов, початая бутыль «рашн водки» и батарея батареек. А что? Каламбур, однако — Питер довольно улыбнулся. Как он любил русский язык за многогранность и вечную радость всё новых и новых открытий!

И ещё Питер Жемчужников был большим поклонником Козьмы Пруткова. Встречаясь в России с людьми образованными и не обделёнными чувством юмора, он даже иногда представлялся его прямым потомком. Что было в некотором роде чистой правдой.

Корреспондент солидного американского журнала «Фэйс», Питер Жемчужников происходил из семьи русских эмигрантов первой волны. И воспитан был, что называется, в русском духе. По–русски он говорил практически без акцента. Особенно теперь, когда год прожил в Москве. Иностранца в нём выдавали иногда проскальзывающие в речи старомодные слова и сочетания, и слишком правильная артикуляция сложных русских окончаний.