Павел Генералов - PRосто быть богом: ВВП

Из столицы ничего не вышло, но зато здесь появилась одна из первых в Поволжье бирж, основателем которой был никто иной, как Пётр II Заусайлов. Кстати, традиция давать одному из сыновей и наследников по прямой линии имя Пётр жила в их купеческом роду неукоснительно.

Для биржи было построено петербургским архитектором Земендорфом здание, до сих пор украшающее Соборную площадь. Он же разработал генеральный план регулярной застройки города. Некоторые дворянские и купеческие особняки ещё раньше возводились при участии ставшего впоследствии знаменитым Карла Росси. Новый план аккуратно и бережно вписал в себя старую застройку, далее заставив город развиваться уже не столь хаотично, а довольно строго. Набережную Волги частью забрали в гранит и устроили вдоль неё роскошный променад, обсаженный липами. Параллельно набережной прорубили улицу Красную, завершавшуюся Соборной площадью. От Соборной лучами расходились три основных городских магистрали: Садовая, Крестовая и Большая Казанская. На средства всего общества возвели на Соборной площади взамен обветшавшего малого большой Крестовоздвиженский храм со знаменитой колокольней.

Особо оживилась торговля после прокладки вдоль южных городских окраин железной дороги. Купцы Заусайловы к этому времени заняли практически все ключевые посты в местном бизнесе. Был у них собственный банк, завод скобяных изделий, со временем превратившийся в первое на Волге предприятие по производству оборудования для сельского хозяйства: их плуги, сеялки и веялки не уступали лучшим немецким и голландским образцам. В Москве и Петербурге на рубеже веков они владели полудюжиной огромных доходных домов.

Но никогда не забывали Заусайловы про своих пчёл, продолжая дело основателя рода. Образцовое пчелиное хозяйство тоже приносило ощутимый, хотя и не главный семейный доход. Если верить ещё одной местной легенде, то последний русский император Николай II как раз перед отречением от престола в своём царском вагоне пил чай с их, заусайловским мёдом.

Золотая же Пчела, украсив собой городской герб, хранилась потом многие годы не просто как семейная, но как общегородская реликвия. И ежегодно, в день Медового Спаса выставлялась для всеобщего обозрения.

После окончательной на тот момент победы большевиков дед нынешнего Петра Петровича Заусайлова Пётр V, основатель городского музея и филантроп, под опись передал новой городской власти всё свое недвижимое и отчасти даже движимое имущество. Благодаря этому спокойно отбыл с семейством в Москву, где поселился в квартире одного из собственных доходных домов на Остоженке. Там вскоре родился отец Петра Петровича, Пётр VI Заусайлов.

Вот только Золотую Пчелу дед не сдал, а отдал на хранение настоятелю Болоховского Успенского монастыря, располагавшегося тридцатью километрами выше Великоволжска по течению Волги. И, как оказалось впоследствии, не прогадал. Монахов, правда, вскоре разогнали, но Золотую Пчелу один из них, спасавшийся в землянке в лесах, всё же сохранил вместе с некоторыми другими наиболее ценными монастырскими реликвиями. Не посчитавшись с тем, что Золотая Пчелы была, конечно же, символом вовсе не христианским, а скорее языческим.

Когда перед Великим Затоплением монах почил в бозе, его тайное убежище обнаружили пионеры. Там же, в нише под лавкой, они раскопали клад с иконами, ризами и Золотой Пчелой.

Золотая Пчела вместе с прочими ценностями была передана в Госхран, где благополучно пролежала в специальном футляре до самого конца XX века.

Большой род Заусайловых в том самом веке постигли общие по тем временам беды и радости. Кто–то оказался в относительно благополучной эмиграции, другие сгинули на Колыме, третьи погибли на войне, но многие выжили и стали вполне обычными советскими гражданами. Так случилось с той семейной ветвью, представителем которой был нынешний Пётр Петрович.

Петя закончил МАИ и довольно долгое время работал в одном из авиационных «почтовых ящиков». Но потом грянула перестройка, за ней — всё прочее. Петя Заусайлов в числе первых занялся бизнесом и в нём вполне преуспел. Видно, опыт предыдущих купеческих поколений всё же не прошёл даром.

Заработав порядочно денег, он начал скупать акции Великоволжского авиационного завода. Кстати, основанного в свое время как раз на базе завода Заусайловых, производившего те самые сеялки и веялки. Заусайлов решил вернуться на родину предков всерьёз и навсегда. При поддержке жителей он смог добиться возвращения городу из Госхрана исторического символа и святыни — Золотой Пчелы. Возродилась и традиция выставления её на всеобщее обозрение в день Медового Спаса. А Медовый Спас как–то сам собою превратился в ежегодно отмечаемый День Города.

С местными властями отношения у Петра Зауса йлова складывались более или менее ровно. Но после нескольких серьёзных конфликтов с прокоммунистическим Городским советом он понял, что ему следует принять более активное участие в селекции претендентов на начальственные кресла. Во всяком случае, нынешний мэр Жарский был уже во многом его личной креатурой. Правда, не потому, что среди кандидатов оказался лучшим, просто выбирать было особо не из кого. У остальных обнаружились ещё большие проблемы с адекватностью.

С Жарским они вполне ладили. До поры до времени. Пока того не переклинило. На почве всё той же Золотой Пчелы. Втайне ото всех Жарский свозил самородок в Москву, где продемонстрировал его представителям аукциона Сотбис. Те назвали ему такую стартовую цену, что у Жарского засосало под ложечкой. А заодно и во всех остальных самых интимных местах.

И вот теперь, вместе с новыми выборами мэра он грозился провести общегородской референдум на тему: продавать или не продавать Пчелу западным супостатам?

На все доводы Заусайлова он с маниакальным упорством отвечал одно и то же:

— Когда народ, Пётр Петрович, поймёт, что вместо этой золотой хрени он получит новый, с иголочки городской стадион и много ещё чего, ему, народу, плевать будет с высокой нашей колокольни на все эти ваши последние реликвии!

Кроме этого своего вновь приобретённого маниакального упорства Жарский отличался патологической ненавистью к пчёлам. В детстве те покусали его едва ли не до смерти. Беднягу можно было понять…

В дверь зала негромко, но резко и настойчиво постучали.

— Войдите! — отозвался Заусайлов, поднимая глаза от своих бумаг.

Дверь открылась, и на пороге показалась дежурная научная сотрудница Вера Павловна. На ней почти совсем не было лица.

— Жарский исчез, Пётр Петрович! — выдохнула она прямо с порога.

— Да ну?! — проговорил Заусайлов, вздымая брови. Его голубые детские глаза чуть близоруко и недоверчиво улыбались.