Андрей Воробьев - Дело рыжего киллера

Алексей отрывисто переспросил подполковника:

— Когда это произошло? Где?

— Труп обнаружили в Озерках. Сегодня утром, на кладбище. Служитель, обходивший дальние участки, вначале решил, что ему померещилось. В одной из оград лежало тело, — Расков тяжело вздохнул. — Прямо на могиле.

— Как он оказался в том районе? Как его убили? — Вырвалось у Алексея. То и дело всплывающие в последнее время Озерки должны уже были навести на многие размышления и сопоставления. Но, увы, никак не наводили.

— Сами бы хотели знать! — насупился Леонид Павлович. — Вчера Тишко не работал, был в отгуле, так что про вчерашний его день никто ничего не знает. Позавчера Николай был здесь, у нас сходка по личному составу проводилась. Куда и зачем он после пошел, никто, сколько не спрашивали всех наших, не в курсе. Он вообще такой парень был… Как тебе сказать, ты же, говоришь, и сам с ним служил…

— Ну, немного замкнутый, — подсказал Алексей.

Расков, подняв брови, кивнул:

— Да, немного своеобразный человек, но у нас такие часто попадаются. С кадрами-то сейчас известно какое дело. Любому рады, только бы армию отслужил да не пьяница был или дебошир. А Николай, немного мы о нем и знали, хотя он уже больше года в отделении проработал. Бывает такое, что человек — полное соответствие своей фамилии. Тишко он и есть Тишко. Точнее, был! Жаль парня-то, очень жаль. Хорошо еще, что хоть семьи за ним не осталось. Цинично так говорить, но чем бы мы сейчас могли помочь очередной вдове с детишками? Склоняли бы только нас все кому ни попадя. Жил он одиноко. Пришел — ушел. Совсем непьющий был, что несколько… м-мм… не на командный дух работало. Никогда, ни с кем — никакой откровенности. Короче, про его личную жизнь мы ничего не ведаем. А по делам его последним — так, ничего особенного, обычная бытовуха, за которую только в дурном кинобоевике мстят таким беспощадным образом.

— Да уж, эти уши… — только и промолвил Алексей.

— И убили-то ножом, в спину!

Для начальника службы безопасности последние слова были как бальзам на душу: значит, не из его, нертовского, пистолета. И значит Марина тут не при чем.

— …Колото-резаная рана. Клинок выдернули и потом, судя по всему, им и отрезали уши. Дай бог, что не с живого Николая — все легче, — вздохнул Леонид Павлович. — Убийство было совершено, скорее всего, не на кладбище: нет там ни следов борьбы, ни пятен крови, и нож тоже не обнаружен. Да и эксперты говорят, мол, тело перемещали после смерти. Странный способ скрывать преступление, я хочу заметить. В Озерках проще утопить — сколько там таких «подснежников» плавает!

Алексей пытался сосредоточиться, обдумывая, как бы подступить к той части разговора, на которую он никак пока не решался. Расков, будто угадав ход его мыслей, заглянул ему в лицо.

— Мы вот тут сидим, голову ломаем, — подполковник как бы опасливо и одновременно вопросительно покосился на Нертова. — Некоторые, Алексей Юрьевич, мысль подкидывают: не ритуальное ли это убийство? Ты, как я понимаю, неплохо знал Тишко раньше. Не замечал за ним чего такого?

— В смысле? — Переспросил, несколько растерявшись, Алексей.

— Предположим, мог он входить в какую-нибудь секту, а та потом с ним жестоко расправилась? Сколько таких случаев по городу! А Тишко, как ты и сам заметил, был человеком замкнутым — кто его знает, с кем он водился, какие у него были связи? Ничего не подскажешь? Нам ведь тоже придется вести расследование этого дела. Так сказать, в помощь Выборгской прокуратуре.

— Впрочем, — продолжая пристально смотреть на Алексея, вслух размышлял Расков, — я бы не стал так цепляться за эту версию. У ритуальных убийств, а мы с тобою с ними сталкивались, несколько иной почерк. Или это нечто новое, чего мы не знаем. Но в принципе тут прослеживается интересный факт. Уши-то где принято отрезать? Чтобы потом преподнести кому-то доказательства убийства?

— Спросите что-нибудь полегче…

— Хреново, видно, тебя в военной прокуратуре учили. А я тебе скажу — у азиатов. Стоит, конечно, посмотреть, кого он из них в последнее время разрабатывал. Это-то проще простого сделать! Правильно?..

Алексей понимал, что старый сыщик уже что-то заподозрил. Расков ведь и в самом деле мог подумать, что неспроста объявился здесь именно в этот день его бывший стажер, а потом и внештатный оперуполномоченный угрозыска Нертов. Должен он был прикинуть, что обладает парень некой важной информацией, но почему-то не решается сказать «А». Алексей же колебался: надо ли выходить сейчас на полную откровенность? Старое правило, вдолбленное когда-то ему этим же его собеседником, гласило, что вслед за «А» неизбежно придется говорить «Б».

— Леша, скажи, — прервал его молчание Леонид Павлович, — а не могут ли тянуться за Тишко какие-нибудь, как бы получше сказать, аналогичные обиды из армии?

Нертов задумался: говорить или нет? Имя Кримбаева уже промелькнуло в его голове, едва он услышал об отрезанных у трупа ушах. Месть за убитого сына — отчего бы и нет? Почему бы именно это не стало мотивом убийства бывшего прапорщика, когда-то хладнокровно застрелившего того солдата, Керимбаева? Трудно ли было Керимбаеву-старшему снарядить гонцов в Сибирь, в то армейское соединение, да выяснить, кто же был убийцей, а потом разыскать виновника гибели сына? Сообщать об этом подполковнику или нет? — В конце концов, закончил Алексей свои недолгие размышления, — установление истины нужно сейчас всем, и есть смысл рассказать кое о чем следствию, дабы не плутало оно в своих далеких от этой истины версиях. К тому же убийство милиционера — вещь сверхординарная, копать примутся во всех направлениях, не исключено, что поинтересуются и армейским прошлым Тишко, если не найдут никаких концов в его нынешней питерской жизни.

«Похоже, что останется Тишко в памяти товарищей безупречным героем… Кто сможет доказать, что был он оборотнем? Та же организованная Шварцем подстава Никитина — сложно на ней теперь будет настоять, — с сожалением подумал Алексей, — Трудно спорить с мертвым человеком: доказывать его вину, располагая лишь оправданиями замазанного, в глазах всех опера».

Нертов отчетливо понял, что его молчание будет ни чем иным, как большой подлостью, которой Леонид Павлович никак не заслуживал. Да и, видно, старый оперативник о чем-то догадывался — не зря же потратил столько времени на разговор с бывшим стажером, все ожидая, пока тот сам, именно сам, произнесет пресловутое «А». И Нертов решился: «Да был там один эпизод в армии. Мог он аукнуться»…

Любой оперативник знает, что трудно лишь начать говорить. И Алексей, собравшись с духом, подробно поведал Раскову и об истории, начавшейся еще несколько лет тому назад морозной ночью в далеком Дивномайске, и об отце, и о работе в банке, и о Марине с ее артистом. Не забыл Нертов и про подозрения жены арестованного оперативника…