Андрей Воробьев - Дело о последнем параде

«Что это»? — Охнул один из присутствующих, которого называли Денисом. Но ответа на свой вопрос не получил, так как в кабинет без стука вбежал растерянный шофер.

— Извините, я только отошел, чтобы домой позвонить, а она уехала. Я не хотел… Денис Петрович, я, правда, случайно…

Водитель продолжал что-то невразумительно лепетать, но его никто не слушал. Денис с вмиг посеревшим лицом опустился на стул, шепча: «Это же моя машина… Моя… Это меня взорвали»…

Его стенания прервал резкий, похожий на окрик, голос Генерального:

— Заткнись. Ты что, видел, чья это машина? Нет? — Тогда сиди спокойно. Сейчас разберемся…

Даутов и сам не верил в то, что машина была чужая — поздним вечером только «Ниссан» Дениса промчался по пустынной площади. Снова неприятно заныло под лопаткой: садовые деревья сами, как известно, не взрываются…

Ситуация в «Транскроссе» складывалась не лучшим образом. Если, поступая на работу, Алексей мог еще в чем-то сомневаться, то события последних дней определенно показали: идет охота. Серьезная, по всем правилам искусства, но непонятно, на кого и, главное, с неизвестным охотником и егерями.

Конечно, Нертов предполагал, что Нину пытались заманить на заброшенную ферму, чтобы попытаться потом вытрясти из Даутова деньги в обмен на жизнь падчерицы. Видимо, у этих деятелей с поставкой информации дело обстояло неважно, так как они не просчитали элементарный вариант, что у падчерицы может появиться новый охранник. Впрочем, в любом деле могут быть накладки. Но, на всякий случай требовалось поискать недовольных генеральным директором «Транскросса» и, возможно, ушедших в последнее время с работы «по собственному желанию».

Когда Алексей попросил у Даутова разрешения на взаимодействие с сыскным агентством Николая — Арчи, Анатолий Семенович, казалось, отнесся к просьбе довольно легкомысленно. «Но, — сказал Даутов, — раз уж тебе так хочется — действуй. Только смотри, чтобы после этого оставшиеся люди не разбежались». И Алексей пошел к Арчи…

Взрыв «Ниссана» был для Нертова просто ударом. Во-первых, никто не удосужился сообщить ему вовремя о происшествии. Лишь случайно, от Нины он узнал, что, дескать, взорвали машину Дениса Петровича. Жених Нины, по счастью не пострадал, погибла лишь случайная пассажирка.

Если бы Алексей знал, что это — та девушка, которая чуть не убила его отца и провела ночь с ним самим!..

Но члены совета директоров хранили упрямое молчание, Даутов огрызнулся, заявив:

— Ты охраняешь Нину, так и охраняй. А в дела фирмы не лезь.

Нертов не впервые слышал подобные нравоучения от клиентов, а потому не стал сразу спорить с Даутовым «Авось, успокоится, тогда и поговорим».

Поговорить охраннику и генеральному директору было о чем. Нертов все больше приходил к убеждению, что какую бы конечную цель не преследовал охотник — все равно взрыв так или иначе связан с Ниной: сгорела машина ее жениха (неужели, Даутов забыл об этом?), в которой находилась какая-то девушка. Исключить версию, что убийца предполагал застигнуть в машине именно подопечную Алексея мог только какой-нибудь опер-гинеколог.

Что касается всяких врачей и циркачей — их в питерской милиции было предостаточно. Уже давно начальники райотделов смеют только мечтать об офицерах с высшим юридическим образованием. В последнее время то и дело из-за нехватки кадров на службу приходилось принимать кого угодно — и уволенных «по сокращению» инженеров, и не нашедших работы театральных критиков, и уже упомянутых гинекологов.

Нертов удивлялся: Ведь никому же не придет в голову совершенствовать деятельность нашей распрекрасной медицины с помощью юристов. Дать, скажем, следователю самоучитель по хирургии и доверить делать внутриполостные операции, причем, лучше — некоторым высокопоставленным чиновникам. Но почему же в таком случае врач может решать вопросы квалификации преступлений, отправляя людей надолго за решетку?

Что врач в полицейских погонах, что полицейский в белом халате — все это больше напоминает театр абсурда или, еще хуже — инквизицию. Впервые дилетантов допустили к охране правопорядка в 1917 году. Получил мандат и наган — иди, руководствуясь только чувством «революционной законности» вершить правосудие и расстреливать. Но ведь сейчас на дворе не 17-ый и не 37-ой. Почему же опять любой кухарке дозволено вершить судьбами людей?

Алексей помнил, что еще после увольнения из военной прокуратуры он обдумывал, куда бы устроиться на работу. Первой мыслью было вернуться в РУВД, где когда-то проходил практику. Однажды, зайдя к своему бывшему наставнику, Нертов поинтересовался, как живет — поживает родная милиция. Умнейший Леонид Павлович Расков, проработавший в уголовке чуть ли не двадцать лет, только махнул рукой, мол, что может быть хорошего, если руководящие посты в министерствах и главках занимают то строители, то пожарники.

— Знаешь первый приказ последнего начальника ГУВД? — Осведомился Расков, — проверить исправность всех огнетушителей в подразделениях. Преступлений все больше, зарплату задерживают, опытные сотрудники бегут. Дошло до того, что на следственную работу начали брать людей, которые в ней понимают меньше, чем в балете: то инженеров, то врачей, а в одном из районов умудрились отыскать выпускника циркового училища.

Алексей грустно усмехнулся, вспоминая гнев Раскова. Знал бы он тогда, что одним из первых приказов очередного руководителя питерской милиции будет требование покрасить в «веселенькие» пастельные тона все лестницы в райотделах. И, упаси Бог, если цвет будет просто синий или зеленый — заходи, обхохочешься!.. А чего стоит «лицензия» за подписью начальника ГУВД, разрешающая бомжу играть на гармошке в переходе метро у Московского вокзала?..

На милицию надежды было мало и Нертов попросил Арчи прощупать ситуацию со взрывом. Но не успел получить отчет о работе, как настали даутовские именины, и Алексей отправился за город стеречь Нину на этом празднике.

Сквозь кроны золотистых сосен пробивались солнечные лучи, купаясь в небольших лужицах, оставшихся после ночного дождя. Гости, приехавшие в загородную резиденцию Даутова из пробензиненного города, казалось, пьянели не от рейнских вин и родной водочки, щедро наливаемой официантами, а от неописуемой благодати Карельского перешейка, которую вот уже сколько лет все не удается до конца изгадить заезжим любителям отдыха.

Даутов праздновал свои именины, собрав на них всяких нужных людей, старательно изображавших сначала чинную важность, а после нескольких тостов приходивших в естественное состояние. Для большинства оно было просто скотским. Впрочем, некоторые находили силы привести себя в порядок и, выгрузив принятое, уединиться, чтобы без помех решить деловые вопросы.