Ольга Богуславская - Боль

Не слишком ли много совпадений? И сколько все же подростков погибло в Лобне?

Нелишне будет напомнить, что дело по факту исчезновения Аистова сначала возбуждать отказались. Возбудили его за три дня до того, как обнаружили труп подростка. Кто-то может подумать, что это сделали задним числом, а может, прокурору Лобни было какое-нибудь видение… Теперь вот настал черед приостановить дело об убийстве Фомичева.

Почему-то в прокуратуре считают, что родителям убитых очень нравится сюда ходить, сидеть под дверями вечно закрытых кабинетов, терпеливо выслушивать, как их отчитывают за то, что они отрывают людей от работы, молчать, когда на них кричат, — нравится, конечно, потому что зачем бы иначе они сюда ходили?

Почему-то в прокуратуре думают, что родители убитых детей — люди умственно неполноценные, не понимают простых вещей и контакты с ними нужно сводить к минимуму.

Вообще любознательность потерпевших всегда переходит границы разумного. Зачем, например, мать погибшего Антона Фомичева лазила на заброшенный склад через разрушенную стену? Ей, видишь, не дает покоя то, что одежда и обувь сына были необыкновенно чистыми. И для неё это означает, что сына на склад могли привезти на машине, тогда как в прокуратуре уверены, что он мог сам перелезть через стену. Или перелететь. А ещё была у следователей тайная надежда на то, что в крови Антона Фомичева обнаружат признаки употребления алкоголя или наркотиков. Тогда дело можно было бы закрыть и пораньше, потому что наркоманы мертвые лучше, чем живые. Но ни алкоголя, ни наркотиков в крови Антона не обнаружили.

Меня часто спрашивают: почему я не делаю различия между "громкими" уголовными делами и "тихими", вроде бы журналисты предпочитают заниматься тем, что у всех на слуху?

Для меня различия очевидны. "Тихие" дела — это сотни и тысячи уголовных дел, погребенных на полках прокуратур именно в силу своей незаметности. Убитые говорят очень тихо, и то лишь с теми, кто их помнит. Смерть депутата Государственной думы волнует прокуратуру несравненно сильней, чем пустяковенькое убийство подмосковного школьника. Эти дела президент не берет под свой контроль, из-за них не вылетают из своих добротных кожаных кресел генеральные прокуроры — значит, не те это дела, на которые стоит тратить силы одного-двух следователей перегруженных провинциальных прокуратур.

Была я в прокуратуре города Лобни. Разумеется, разговаривать со мной не стали. Заместитель прокурора г-н Симаков посмотрел на меня так, будто его сейчас стошнит.

К таким расстройствам пищеварения у сотрудников прокуратуры я привыкла. Поразило меня не это. Прокуратуру, видно, недавно отремонтировали, обои новые поклеили. На стенах ещё не появились надписи из трех знакомых букв. А прямо у входа в кабинет прокурора Лобни висит единственная картина: снега, снега, и от горизонта — стая пингвинов идет нестройной толпой, видно, кушать очень хочется.

Может, если бы там ещё какие-нибудь батальные полотна висели, я на этих ленивых птиц, которые, говорят, и летать-то не умеют, и внимания не обратила. Но, кроме этих пингвинов, в прокуратуре Лобни просто никого не было.

Следствие ведут пингвины?

Первого апреля в восемь часов утра Оксана Бутырина, как всегда, поехала в МГУ на лекции. Она училась на первом курсе социологического факультета. Мама проводила её до лифта, поцеловала. Прежде чем сомкнулись дверцы лифта, Оксана спросила: "Мама, как я сегодня выгляжу?"

Исчезновения

Как может выглядеть семнадцатилетняя девушка из благополучной семьи? Веселая, жизнерадостная, ещё не вполне повзрослевшая. И внешностью бог не обидел — худенькая, высокая, чернобровая…

В тот день она выглядела хорошо.

Договорились, что, если Оксана освободится пораньше, часам к пяти, поедут с мамой покупать подарок — у отца в воскресенье день рождения.

Ни в пять, ни в шесть она не появилась. И ни разу не позвонила. Все это было странно. Странствования за полночь и безудержные гулянья в семье были не приняты. Оксанин отец, профессор МГУ, неуклонно настаивал на том, чтобы позже одиннадцати Оксана не задерживалась. Если возникали обычные в таком юном возрасте проблемы — чуть позже, ещё чуть-чуть, — Оксана всегда звонила, и её встречали на улице. Правда, нельзя сказать, чтобы Оксану такая "старорежимность" совершенно удовлетворяла. Среди её новых знакомых по факультету были и такие, кому было просто невдомек, как можно не ходить на ночные дискотеки, в модные клубы и что вообще значит — ночью непременно находиться дома. А жить когда?

Однако все это было нечасто. И уж вовсе не бывало такого, чтобы Оксана за весь день ни разу не позвонила.

Тем не менее к одиннадцати часам вечера ни одного звонка.

Оксанина мать начала звонить её подругам. В два часа позвонили по "02". Там ответили, что если человеку 17 лет и он не пришел домой ночевать, это вполне естественно и вовсе не является поводом для звонка в милицию.

Второго апреля утром Оксанин отец поехал в МГУ, чтобы узнать, не пришла ли она на занятия. На занятиях её не было. Снова позвонили по "02" там сказали, что нужно звонить в бюро несчастных случаев. Оттуда направили в "неотложку". А в "неотложке" минут через десять дали телефон "труповозки". Почему? Потому что Оксана была в списках.

Выяснилось, что в 11 часов 40 минут труп Оксаны привезли в морг. Девушка, которая отвечала по телефону, сказала Оксаниной матери, что она вся исколота, "она у вас наркоманка".

В эту минуту надежда на то, что произошла ошибка, вспыхнула в последний раз. Оксана — наркоманка? Нет. Так, может быть, это не она?

Описание одежды, особенно оранжевые джинсы, да все, все было Оксанино. А ещё сообщили, что труп Оксаны привезли с улицы Жуковского, и дали телефон.

Название этой улицы ничего Оксаниной матери не говорило. Никаких знакомых дочери с этой улицы она не знала. Но в морге её твердо заверили, что сейчас там к телефону подойдет мама и все расскажет.

Какая мама? Чья мама?

Станислава Альбиновна набрала номер.

К телефону тотчас подошла женщина. Станислава Альбиновна сказала, что она — мать Оксаны Бутыриной. Первые слова на другом конце провода — какая трагедия, какое несчастье. Рассказ же этой женщины, которую зовут Наталья Андреевна Бонч-Бруевич, начинался с того, что накануне вечером, приблизительно в половине десятого, в дверь позвонили. Она открыла. Перед ней стояла совершенно незнакомая девушка. Девушка сказала, как её зовут, и сообщила, что хочет видеть Андрея Бонч-Бруевича, сына Натальи Андреевны. Они вместе учатся в МГУ, знакомы и все прочее.

Наталья Андреевна сообщила незнакомке, что сына нет дома. Однако девушка решительно "оттерла" её в сторону и вошла в прихожую. Наталья Андреевна от такой дерзости опешила и впустила настойчивую гостью в квартиру. Ей показалось, что девушка ведет себя странно — то ли пьяная, то ли ещё что. Запаха алкоголя не было, однако вела она себя как выпившая.