Андрей Воронин - Утраченная реликвия

* * *

Гулять с Шайтаном было сущее наказание. Нет, пес не рвался с поводка, не приставал к прохожим, не задирал встречных собак, и даже кошки оставляли его вполне равнодушным. Дело было в другом: он вел себя так, словно у него села батарейка. Иного сравнения Юрий просто не мог подобрать: пес идеально его слушался, дисциплинированно шел рядом, не натягивая поводок, выполнял простые команды (сложных Юрий и сам не знал, да и не нужны они ему были, сложные), метил фонарные столбы и скамейки, но все это делалось нехотя, словно через силу. Положение усугублялось тем, что Юрий не рисковал спускать собаку с поводка, опасаясь, что, почуяв свободу, Шайтан непременно задаст стрекача и отправится искать исчезнувшего хозяина. Так они и гуляли, связанные друг с другом сыромятной пуповиной поводка, и Юрий поневоле чувствовал себя тюремщиком, самозванцем, повинным в страданиях чувствительного собачьего сердца. Когда Юрий останавливался, Шайтан тоже останавливался и терпеливо стоял рядом, глядя в сторону печальными карими глазами; если Юрий садился на скамейку, пес усаживался рядом и снова принимался думать о своем.

Юрий не сомневался, что Шайтан думает, мыслит, а не просто скучает по Бондареву; но хуже всего было постоянное чувство вины, не отпускавшее Юрия с тех пор, как пес поселился в его квартире.

- Вот это, Шайтан, и есть главная причина, по которой я до сих пор не обзавелся собственной собакой, - доверительно сказал он псу, усаживаясь на скамейку и вынимая из кармана бутылку пива. Пес слегка шевельнул треугольными ушами, услышав свое имя, но головы не повернул. Юрий проследил за направлением его взгляда и вздохнул: Шайтан смотрел в дальний конец аллеи, откуда они с Бондаревым появились в тот, первый раз.

- Не смотри, собака, - сказал Юрий, когда сумел наконец разжать сведенные судорогой челюсти. - Не придет он, понимаешь? Убили солдата, вот и весь сказ. Эх ты, шалопай гражданский, щенок бестолковый... И меня могут убить, и тебя, и вообще кого угодно. Все умирают, Шайтан, - друзья, любимые, ты сам... И всегда кто-то остается, чтобы тосковать. Помнить и тосковать, да... Но это проходит, поверь. Не сразу, но проходит. Ты еще молодой, забудешь его. Я вот не забуду, но я-то уже привык - то один уйдет, то другой Ты, главное, не волнуйся, пес, я тебя не брошу. Если что, к Димке Светлову пойдешь. Он парень хороший, а жена у него вообще из чистого золота сделана. Нет, из золота - это не то. Собакам золото по барабану. А из чего тогда - из колбасы? Колбасу собаки любят, но это как-то... Не жрать же я тебе ее предлагаю, в самом-то деле! Да, брат, запутались мы с тобой. А все потому, что у тебя с образным мышлением туго. Или это у меня туго? А? Ты как считаешь, Шайтан, у кого из нас двоих хуже с мышлением?

Пес все-таки повернул голову, посмотрел на Юрия, будто ожидая, что человек скажет наконец что-нибудь умное, ничего не дождался, два раза мигнул и отвернулся.

- А ты не хами, - сказал ему Юрий и ударом об угол скамейки сбил с пивной бутылки жестяной колпачок. - Самая большая роскошь на свете - это роскошь человеческого общения. Слыхал? Человеческого Убей, не вспомню, кто это сказал, но сказано хорошо. Так вот, я тебе бесплатно предлагаю самую большую роскошь на свете, а ты, собака волосатая, морду воротишь! Ну, куда это годится? Эх, собака ты, собака! Покурим, что ли?

Он зубами вытащил из пачки сигарету и закурил, пряча огонек зажигалки в ладонях. В парке все еще лежал снег, его неровные языки серели между черными стволами деревьев, и сквозь них кое-где уже проступала темная щетина мертвой прошлогодней травы. Воздух был сырым, прохладным и пах весной, заставляя ноздри Шайтана настороженно трепетать.

- Это твоя первая весна или вторая? - спросил Юрий. - Вторая, наверное. Салажонок ты еще, и больше ничего. Слушай, так тебе же, наверное, жениться пора! А? Или не пора еще? Дьявол, ни черта я про это дело не знаю - когда жениться, как жениться... Сам никак не соберусь, а тут, на тебе, привалило счастье - кобеля сватать! Может, вместе невест поищем? Ты - мне, я - тебе...

Пес все смотрел в дальний конец аллеи, будто и впрямь надеялся, что оттуда вот-вот появится знакомая фигура в размалеванном камуфляжными пятнами бушлате, но Юрий чувствовал, что Шайтан его слушает. Вряд ли, конечно, до него доходил смысл произносимых человеком слов, да и смысла особенного в монологе Юрия не было, но звук человеческого голоса, наверное, хотя бы отчасти заполнял возникшую внутри собачьей души пустоту. Продолжая неторопливо нести отборную чушь, Юрий подумал, как это важно - слышать в трудную минуту дружеский голос.

- Заходил вчера к твоему хозяину на работу, - продолжал он, глотнув пива и попыхивая сигаретой, - пообщался с его начальником. Ну и рожа, скажу я тебе! Чистый упырь - лысый, как авиабомба, бритый, горелый, на макушке шрам, а глаза, как две скорострельные пушки, - так, блин, и целятся, так и выбирают, куда бы тебе засадить длинной очередью. Дракула! Фантомас! Одно слово - краповый берет. По контузии, небось, списали, а теперь он, значит, тут, на гражданке, делами вертит. Интересно, какой баран ему разрешение на ствол выдал? Он же только и ждет случая кого-нибудь пристрелить. Это же прямо на его морде горелой написано, да такими буквами, что слепой в темноте разглядит. Он бы и меня грохнул, если бы было за что. Он бы меня и просто так, ни за что грохнул, да я повода не дал. Я, брат, дипломатичный... Вот бы тебя на него натравить! А еще лучше - папашу твоего покойного, земля ему пухом. Знаешь, какой был солдат - твой папаша? 0-го-го! Ишаки эти бородатые, ичкеры, за его ушастую голову большие деньги сулили, да хрен что им обломилось, не на таковского напали.

Шайтан повернул голову и посмотрел на него долгим взглядом, в котором Юрию почудилась укоризна.

- И не надо на меня так смотреть, - сказал Юрий. - Я не пьяный. Это ж пиво, от него вонь одна, а толку никакого. Это я так, время коротаю, не обращай внимания. Елки-палки, пес! Ты хоть понимаешь, что это полная бредятина? Я, человек, гомо, блин, сапиенс, перед тобой, чертом хвостатым, оправдываюсь, как перед начальником политотдела!

Пес вдруг перестал обращать на него внимание, поставил уши топориком и стал напряженно вслушиваться во что-то, слышное ему одному.

- Ну, что мы там учуяли? - поинтересовался Юрий и сделал экономный глоток из горлышка, закусив его не менее экономной затяжкой. - Кто там, Шайтан? Чужой?

При слове "чужой" пес угрожающе зарычал, не сводя глаз с поворота аллеи. Поворот был обсажен какими-то кустами - черными, голыми, но все равно непрозрачными ввиду своей чрезвычайной густоты, - и Юрий не видел приближающегося человека. Однако в том, что кто-то приближается, сомневаться не приходилось - вряд ли Шайтан вел себя подобным образом просто так, от нечего делать.