Вячеслав Школьный - Любовницы по наследству

— Да уж… — совершенно неожиданно грустно склонила голову Чернова. — Меня Антонина предупредила, что вы — друг Юрия. Вы как-то сразу начали занятие, я даже не успела с вами поговорить о нём.

— А это и не нужно, — тяжело вздохнув, возразил я. — Жизнь идёт, и как говориться, о плохом не стоит вспоминать. Хотя знаете, Юрий до сих пор стоит у меня у самого перед глазами. Я ведь сразу не соглашался его заменить на поприще обучения, придумывал разные отговорки, отказы. Стыдно как-то сейчас перед ним за тот наш небольшой спор…

— Я как раз приготовила ужин. Может быть, желаете вместе с нами покушать?

— Вообще то я перед тем, как к вам идти идти, довольно плотно поел, и сейчас особой потребности в пище не ощущаю. — Подобное враньё мне было произнести не так уж и легко, так как желудок мой в данный момент играл что-то, отдаленно напоминающее свадебный марш Мендельсона.

— Ну, пожалуйста, я вас очень прошу. — Женщина нежно дотронулась до моей руки своей слегка мокроватой ладонью. — Как раз и пироги подоспели. Я ведь не только для детей, но и для вас тоже старалась.

— Ну, если очень просите, да ещё и пироги предлагаете, — лукаво улыбнулся я, понимая, что отвязаться от ее притязаний будет не так-то просто, — придётся удовлетворить просьбу.

— Мальчики! — громко крикнула Любовь Васильевна в полураскрытую дверь комнаты. — А ну, живо мыть руки и за стол!

Ребят дважды просить было не надо. Усердно попотевшие над своими конспектами и изрядно проголодавшиеся, Гена с Артёмом выполнили указание матери за одну минуту. Они метеорами влетели по очереди в ванную и, наскоро помыв руки, последовали на кухню.

— Надо и отца позвать. — Женщина немного приоткрыла дверь спальни, из которой раздавался не слишком громкий голос телевизионного диктора. — Глеб Семёнович, прошу к столу!

Появившегося в дверном проеме полутёмной комнаты мужчину я узнал не сразу. С тем приятно улыбающимся человеком на фотографиях его мало что объединяло, разве только добродушные глаза, в которых теперь не было ни единой капельки счастья. Во всём же остальном это была совершенно иная личность. В обвисших, словно солома, волосах появилась проседь, бородка тоже выглядела далеко не эффектно и не ухожено, а левую щёку почти полностью покрывал ужасный след от ожога. Его возраст так сразу определить было невозможно, — он колебался от сорока пяти до шестидесяти лет, но скорее всего, по моим умозаключениям, подходил к меньшему пределу.

Глеб Семёнович Чернов выехал из своей спальни на неказистой инвалидной коляске, держа на коленях оранжевый шерстяной плед. Все мои сомнения на его счёт мгновенно улетучились, — человек с повреждённым позвоночником никак не мог оказаться убийцей Юрия Колесникова. Во всяком случае, прямым убийцей…

Мужчина подъехал ко мне и протянул для приветствия свою слегка почерневшую сухую руку.

— Глеб Чернов, — хриплым голосом представился он.

— Андрей Лозицкий, — несмело пролепетал я.

— Значит, вы, молодой человек, и есть наш новый репетитор? Что ж, хорошо. Жене вас порекомендовали как хорошего специалиста, и я в это верю. Ваш предшественник тоже был неплохим, извините, что о нём напоминаю. Вам, видимо, тяжело отойти от подобного жизненного удара.

— Ничего, ничего. Напоминайте, если хотите. Иногда у меня складывается впечатление, что когда о нём говорят, он вроде бы находится рядом.

— Пускай будет так. Проходите. — Чернов жестом пригласил меня на кухню, затем следом въехал сам.

Проворная Любовь Васильевна уже накрывала на стол. Скромный ужин состоял из картофеля-пюре с котлетами и румяных отдававших пышностью пирогов с разнообразной начинкой: маком, повидлом и творогом. Хозяйка, по всей видимости, действительно старалась ни на шутку, и что самое интересное, — вполне возможно, что все это делалось нею исключительно ради меня. Во всяком случае, мне почему-то хотелось, чтобы все было именно так.

Я сидел напротив близнецов и с радостью наблюдал, как эти два не отличающихся крепким телосложением подростка спешно уплетают свои порции.

— Дорогая, может, плеснёшь нам с гостем по пятьдесят грамм? — неожиданно предложил Чернов. — Вы ведь не возражаете, Андрей?

— Я вообще то ярый противник спиртного. — Для собственного престижа мне надо было показать себя настоящим интеллигентом, хотя, сознаться, после сплошной двухчасовой диктовки промочить горло было бы в самый раз.

— Ну, за знакомство можно и выпить, — хриплым голосом пробормотал Глеб Семёнович. — Мне ведь тоже много нельзя, но чуть-чуть для улучшения кровообращения в организме врачи разрешают.

Его супруга покорно подошла к шкафу и, достав оттуда начатую бутылку водки, налила нам по полному стограммовому стаканчику.

— Всё, норма, — решительно произнесла она, грозно взглянув на мужа. — Да и гостю больше не стоит, ему ещё далеко домой идти.

— Ну, давай, Андрюха. — Довольный Чернов поднял свой «стопарик» на уровне глаз. — Ничего, что я на «ты» перешёл? Всё-таки я лет на двадцать от тебя старше, а значит, имею право.

— Ничего, — согласно кивнул я, — всё верно. Сам официальные обращения не очень-то люблю. Я человек простой.

Водка сразу же приятной благодатью разлилась по желудку, — небольшое количество спиртного в данном случае было как раз к месту. Ребята, не обращая на нас внимания, быстро доели свою картошку, и, набрав с собой в полуметрового диаметра фарфоровое «сиротское» блюдце целую кучу пирожков, убежали в зал смотреть телевизор.

— Вот так и живём, Андрюха, — по интонации Чернова чувствовалось, что хмель его порядочно разобрал, — по-простому, как ты говоришь, без привилегий. Раньше я много зарабатывал, — и жили лучше, а сейчас приходится немножко поджать пояса… В общем, как бы там ни было, а детей своих я всё равно выучу, даже в таком состоянии, как сейчас. Слава Богу, они у меня не лодыри и не хулиганы. Соображают хорошо, физически тоже не обижены, думаю, подрастут — отблагодарят отца за заботу. Ты только приходи к нам, не стесняйся, мы тебя не обидим…

На глазах мужчины появились две огромные как дождевые капли слезы. Я вполне понимал его нынешнее состояние, — человек уже, по всей видимости, привык считать себя для семьи беспомощной обузой, но все равно не желал мириться с мыслью, что кормилец в доме теперь не он.

— Ну вот, опять началось. — Любовь Васильевна присела около мужа на корточки и ласково обняла его за плечи. — Не надо, Глебушка, успокойся. Всё у нас с тобой хорошо, живём ведь не хуже от других людей, не бедствуем, на нехватку денег не жалуемся. Зачем же так расстраиваться?

— Я, пожалуй, пойду. — С жёсткой табуретки мне удалось подняться с определённым трудом, — маленькая доза водки все-таки вызвала какую-то непонятную тяжесть в организме. — Спасибо вам за гостеприимство и за ужин.