Вячеслав Школьный - Любовницы по наследству

— Постарайтесь вспомнить, — в том же дружелюбном тоне продолжал Харченко, вставая из-за стола и подкуривая добытую из помятой пачки сигарету, — о чём конкретно вы с погибшим в тот вечер говорили? Может, он обмолвился невзначай о каких-то своих проблемах?

— В протоколе допроса я, по-моему, ясно всё изложил! — Меня понемногу начинала раздражать излишняя милицейская назойливость. — Трижды уже объяснял, что Юрий пришёл ко мне просить защиты, так, как ему кто-то угрожал по телефону. Я сначала воспринял это, как шутку, но теперь от подобных шуточек у самого мурашки по коже бегают.

— Не сердитесь, я просто еще не успел изучить протоколы. — Харченко небрежно поднял со стола бумажный лист, всплошную исписанный моими каракулями, и пробежался по нему глазами. — Решил сразу же с вами поговорить, чтобы не задерживать вас здесь лишнее время.

— Да уж, спасибо за заботу, не просидел тут у вас и лишней минуты.

— Извините, что так получилось, но мы ведь не в Америке живём… Он называл какие-либо фамилии?

— Не называл, это точно. Я профессиональный переводчик, моя память — мой хлеб, поэтому имена и фамилии запоминаю сразу же. — В моей голове творился сплошной кавардак, допросы так достали, что и не хотелось ничего вспоминать.

— Дело в том, — Харченко, видать, понял мою политику, и укоризненно на меня взглянул, — что в нашей работе любая мелочь требует тщательных уточнений. Поймите, чем больше вы вспомните, тем быстрее мы сможем обезвредить и наказать преступника, неужели вы этого не хотите?

— Ещё как хочу! — Я резко встал со стула, чуть его не опрокидывая. — А ещё больше хочу лично встретиться с этим подонком и разорвать его на части голыми руками без всякого динамита.

— Ну, этого, конечно, сделать вам никто не позволит, — наиграно улыбнулся Харченко, старательно гася окурок о пепельницу. — Хотя, по правде сказать, такое наказание было бы для него совершенно справедливым. Сейчас, знаете, время не совсем спокойное. Совершается слишком много террористических актов, в которых гибнут совсем не те люди, против которых они направлены. Многие просто страдают невинно. В данном случае, с общественной точки зрения, взрыв не принёс особого вреда окружающим. Кроме Колесникова никто не погиб, даже не был ранен, все машины оказались застрахованы, да и вообще, материальный урон не самый, как говорится, страшный.

— Да что вы такое говорите? — Я раскраснелся как рак и свирепо глянул на собеседника. — Не страшно ничуть?! Главное ведь, что погиб человек. Хороший он был, или плохой, — это уже второй вопрос. Но он был моим хорошим другом, причем надежным другом. Да, в последнее время он жил неидеально: ушёл из семьи, имел слишком много внебрачных связей. Но он никого никогда не убивал, не грабил, жил на честно заработанные деньги, не имел с преступным миром абсолютно никаких дел. За что, спрашивается, его убили?

Харченко продолжал оставаться спокойным и хладнокровным. У меня сложилось впечатление, что он просто проводит сейчас надо мной какой-то психологический эксперимент, то ли преследуя при этом какие-то свои непонятные цели, то ли просто получая от моих страданий удовольствие.

— Откуда вы знаете, что покойный не имел никаких связей с преступным миром? — Его глаза слегка сощурились, образовывая на лбу несколько глубоких горизонтальных морщин. — Вы же говорили, что виделись в последнее время с ним не очень часто, и то всё время он куда-то спешил.

— Работы у него было много, — лихорадочно ответил я, — детей он учил, если это вам так интересно. А профессия учителя, разрешите напомнить, во все времена являлась самой, что ни на есть, почётной профессией, даже в том случае, если за работу учителям платили нормальные деньги.

— Не спорю, Андрей Николаевич, тут я с вами полностью согласен. — Харченко пододвинул один из стульев поближе ко мне и сел рядом. Вид его помятых брюк немного притушил мою возбужденную раздражённость. — Не волнуйтесь, может быть, я сболтнул чего лишнего, извините. Мы, следователи, не роботы, а обычные люди, поэтому и с нами подобное может быть. Если судить по протоколу вашего допроса, то получается довольно смешная ситуация. Вы говорите, будто Колесников утверждал, что человек, звонивший ему с угрозами смерти — муж одной из его любовниц, и он не мог определить, кого именно. Это же, насколько мне не изменяет память, известный всему миру анекдот, причём, с большой бородой.

— Этот самый анекдот вы сами мне только что в целлофановых пакетиках показывали. — Я нахмурил брови и положил обе ладони на стол. — Мне сразу было ясно, что никто из вас в подобную чепуху не поверит.

— Ну почему же, — я верю, — с ноткой искренности сказал капитан. — Просто ломаю голову, как бы поделикатнее доложить об этих обстоятельствах начальству.

— Докладывайте, как есть. Или боитесь, что начальники ваши вас не так поймут?

— Свидетельские показания одного человека, Андрей Николаевич, — слишком хрупкая улика. Вдруг они завтра поменяются, мало ли что кому в голову взбредет… вот если бы было какое-то вещественное доказательство… К сожалению, телефон на квартире, которую снимал ваш друг, не оборудован ни автоответчиком, ни определителем номера. Так бы мы имели хоть какую-то зацепку. А с хозяином квартиры, как понимаете, говорить вообще нет никакого резона. Он три последних дня находился далеко не в том состоянии, чтобы быть нам хоть чем-нибудь полезным.

— Неужели так сложно составить список всех Юркиных женщин и проверить на наличие алиби их мужей? — снова всполошился я. — Это же для вас проще пареной репы, — так все элементарно. Просто обойдите семьи, где он был репетитором.

— Не учите нас работать, — недовольно ответил Харченко. — Мы и без ваших советов знаем, что нам стоит делать, а что не стоит. Практически все документы Колесникова сгорели в машине, но, думаю, нам все же удастся установить все необходимые фамилии, и наверняка мы сделаем это даже раньше, чем вы думаете. Может, его бывшая жена даст какое прояснение?

— Вряд ли Анжелка что-то знает, — отрицательно покачал головой я. — Хотя, чем чёрт не шутит — возможно, что до неё и дошло. Кстати, вы долго ещё меня здесь будете мурыжить?

— Да нет, вроде бы пока всё ясно. — Капитан поднялся, прошелся по кабинету и открыл передо мной дверь. — Хотя, какая тут к черту ясность? Сплошная тьма! В любом случае, спасибо вам, Андрей Николаевич, за помощь. Если вдруг понадобитесь, — мы с вами сами свяжемся…

Через пять минут я был уже на улице. Зимний утренний воздух приятной прохладой ударил мне в лицо, а по спине пробежала легкая морозная дрожь. По дороге мимо меня уверенно проехали две снегоочистительные машины и с грохотом свернули за поворот. Жизнь в столице текла своим чередом, — день только-только начинался, — словно в муравейнике, мелькали вокруг самые разнообразные люди, будто нарочно беспрерывно перебегая друг другу дорогу. Только тощий бездомный пёс недвижимо сидел под водосточной трубой, дрожал от холода и внимательно изучал меня, кутающегося в легкую осеннюю курточку, как будто видел во мне родственную душу. Нужно было как можно скорее убираться подальше восвояси от хмурого серого здания, зловеще нависшего за моей спиной…