Сергей Высоцкий - Выстрел в Орлиной Гриве

- Так опять же елки к Новому году рубали, - вставил Николай Ильич.

Но директор махнул на его замечание рукой:

- Станут в такую глушь за елками ездить! Я вот о другом думаю: не надоело ли тебе, Зотов, в лесу одному бирючить? Работаешь спустя рукава. Он помолчал, глядя на лесника, и спросил уже более мягко: - Сколько уже стукнуло-то?

- Шестьдесят пять, Анатоль Тарасыч. Годы мои и правда немалые. Только все это напраслину на меня возводят. Анатоль Тарасыч, я, конечно, не тот, что прежде. Да ведь старый конь борозды не портит. - Николай Ильич сказал это чуть обиженно, с просительной ноткой. А сам подумал: "Вот идол, в сыновья мне годишься, а тыкаешь! Что мы с тобой, водку вместе пили?"

- Ну ладно, ладно. Закончим на этом. Но ты себе сделай заметку. Будут опять жаловаться - по-другому разговор пойдет.

Он расспросил Николая Ильича о том, как приживаются посадки, на какой площади сделана санитарная рубка. Не сохнет ли лес от подсочки, там, где берут живицу.

В конце разговора Николай Ильич, хитро улыбнувшись, сказал:

- У меня, товарищ директор, с осени берлога примечена. Лежит мишка проверяю все время. Не выберетесь?

Анатолий Тарасович оживился:

- Берлога, говоришь? Это дело. Ох хорошее дело! А не вспугнут? - с неожиданной тревогой спросил он.

- Не, не вспугнут. Я только один и знаю, даже с егерем не поделился. Приезжайте, дело верное, место глухое. По следу приметил я - большой мишка! Может, и с медвежонком. Только вы поспешите.

- Поспешу, поспешу. - Директору явно пришлось по душе приглашение Зотова. - До берлоги-то далеко?

- Да не так чтоб уж и далече, Анатоль Тарасыч. У меня и лыжи широкие есть. Для вас. Такую шкуру дома повесите!

Директор полистал календарь. Вздохнул:

- Все дела, дела... За приглашение спасибо. Как-нибудь выберусь. Лады, Зотов! - Анатолий Тарасович поднялся из-за стола. Крепко пожал леснику руку.

- Вы весточку только дайте, - прощаясь, сказал Николай Ильич. - Али я сам позвоню вам через пяток дней?

- Позвони. Выберусь обязательно.

...К Грише Зотов пришел улыбающийся, довольный.

- Ну и дела! - покачал головой Григорий. - Ты и впрямь никак жениться решил, жеребец? Тебя ведь такого стриженого и Дружок не узнает.

- Смотри! - развернул Николай Ильич журнал. - На мое Зайцово похоже. Как две капли!

Гришка взглянул на картинку. Сказал со вздохом:

- Было Зайцово твоим когда-то... Чего о нем вспоминать. Я уж думал, ты давно его из головы выбросил.

- Да ведь как выбросишь, - разочарованный реакцией друга, вяло протянул Николай Ильич. - Родные края.

- В краях этих родных мужички да бабы подумали о тебе, когда решили под суд отдать? Простить отказались! Вспомнил о тебе кто-нибудь, когда ты на Севере зону топтал? Родные края... Эх ты! Нету у нас с тобой родных краев. И родни нету, - в сердцах бросил Гриша.

- Да уж что верно, то верно, - прошептал лесник, - прости они мне тогда, вся жизнь у меня бы по-другому повернулась. - Он сложил журнал вчетверо и запихал в мешок.

Весь вечер они провели в ресторане. Здесь было шумно, дымно от курева, пахло пережаренным мясом. У Николая Ильича с непривычки разболелась голова. А Гриша чувствовал себя здесь как дома. К их столику несколько раз подходили какие-то незнакомые Зотову люди, здоровались дружески с Гришей. Иных он усаживал рядом, приглашал выпить.

- Пятьдесят пять лет не каждый год человек справляет! - кричал он громко.

Николай Ильич с удивлением отметил, что Гришу здесь многие знают. И официант, молодой прилизанный парнишка с тонкими усиками, называл его почтительно по имени-отчеству: Григорий Иванович. "А говорит: "Как и ты, бирюком живу - ни друзей, ни знакомых"". Николаю Ильичу было неприятно и немного грустно оттого, что у его старого друга Гриши есть какие-то иные, свои интересы, что он здесь бывает в ресторане, да и еще, наверное, в разных местах. "Может, даже веселится в компаниях, - подумал Николай Ильич, но тут же отогнал эту завистливую мысль. - Так ведь ему без этого не обойтись. Клиентов на лес искать надо, застройщиков всяких. А такие дела где закрепляются? В ресторане".

- Коля, кореш ты мой. - Гриша уже изрядно захмелел, глаза у него сделались маленькими, блестящими. - Коля, старые мы с тобой хрычи. Окурки. Никому-то мы не нужны. Ну, ничего, сами за себя постоим... Годика через три заимеем домик на теплом море, участочек свой. Заживем другим на зависть... Отогреем старые кости.

- Да уж ты-то чего в старики записываешься, - не соглашался Николай Ильич. - Пятьдесят пять лет для мужика - самый цвет! Вот только облысел ты изрядно. А помню, в колонии я тебя приметил... Молодой ты еще был. И злой. Ровно зверь. А вот приглянулся мне чем-то! И сам не знаю чем.

- Эх, Колюн! Не вспоминай, старик, не трави душу, друг ты мой меченый. Выпьем давай за дружбу... Тут опять станичник приезжал, - перешел он на шепот. - Нужно еще сто кубов. Документы в полном ажуре. Если эти кубики мы сварганим, считай, что полдома у нас в кармане. Отвесят они нам косуху.

- Много сто кубиков-то, - встревожился Николай Ильич. - Ведь это ж не воз ольхи, сколько я тебе твержу. Тарификация будет - и дурак заметит. Кончать надо с этим. Нету моей мочи.

- Документики, документики у станичника в ажуре, дурья голова, буркнул Гришка. - Я все это проведу через лесхоз. Ну как ты понять не можешь: ведь законно все, законно.

- Чего же они тогда косуху отвалить обещают, - устало сказал Николай Ильич, - ежели законно! Ты мне-то не крути. Я и сам бухгалтерией занимался. А куда попал?

- Да ведь просто фондов у них нет, у этих станичников. Не отпущены фонды на этот год. Да и лес строевой не положено им продавать. А мы оформим. Чудило! Это не то что в прошлые разы. Чистое дело. Я тебе, Коля, не зря толкую, будет у нас домик на теплом море. И на книжке деньжата будут...

Иметь домик на теплом море - это была давнишняя их мечта. В колонии, на лесоповале в Архангельской области, укрывшись износившимся, совсем негреющим одеялом, прижавшись друг к другу, мечтали они морозными ночами о том, как, закончив срок, уедут в теплые края, на Черное или Азовское море, купят маленький домик, разведут огород и заживут теплой и сытой жизнью.

Когда Гришка из колонии выходил, сговорились они, что поедет он на Кубань, будет присматривать недорогой домик. Но вскоре Николай Ильич получил от него весточку из Гатчины. Друг звал туда. "Домики, Коля, нынче в цене, - писал он. - Да и поиздержался я в дороге. Надо подкопить деньжат, а там уж и двинем".

На Кубани обзавелся Гриша нужными знакомствами, обещал кое-кому помогать по части леса. Нужда в лесе всегда большая.

...Они пили много. Гриша заказал еще и шампанского, и Николай Ильич, прислушиваясь к звукам музыки, любуясь на танцующих, вспоминал о своем лесе как о чем-то совсем-совсем далеком и почти нереальном. Он чувствовал себя молодым, сильным, уверенным в себе. "Пригласить потанцевать, что ли, кого?" - подумал он, приглядываясь к женщинам, сидящим за соседним столиком. Но не решился. Шутка ли - не танцевал лет двадцать пять.