Сергей Зацаринный - Неверное сокровище масонов

Когда я, обвешанный сумками, как отступающий оккупант, вышел из электрички, то сразу заметил худую нескладную фигуру мага-библиотекаря. Он, подняв воротник видавшей виды куртёшки, жался к билетной кассе, прячась от холодного мартовского дождичка. Мне подумалось, как удивляются его знакомые, когда узнают о прошлой судимости этого мягкого интеллигентного человека. Как говорит моя племянница: «Типичный ботаник». Особенно нелепо смотрелась старая тёплая шляпа, красовавшаяся на голове. Таких не носят уже лет сорок.

— Борис Фёдорович велел надеть, — улыбнулся Алексей, заметив мой взгляд, — пожертвовал из своих запасов.

Он схватил часть моей поклажи, и мы двинулись в тающий в сырых сумерках переулок. Под ногами хлюпала ледяная вода, в окнах домов нигде не было видно света. Жизнь придёт сюда лишь с наступлением тепла, а сейчас здесь обитают лишь сторожа и призраки прошлого, такие, как дядя Боря. Но один огонёк на неприветливой улице всё же светился. И светился для нас.

Я ещё со станции заметил перемену в своём спутнике. Алексей был разговорчив и находился явно в приподнятом настроении. Он сообщил, что дядя Боря, отправив его помочь мне, сам взялся приготовить ужин к нашему приходу:

— Сказал, я лично организую и проведу этот симпозиум. Прозвучало очень многообещающе.

— Чего уж тут многообещающего? — на всякий случай поинтересовался я, — устроит лекцию часа на два. Старый преподаватель.

— Симпозиум предполагает, скорее, обмен мнениями, — возразил бывший книговед, — кроме того, в древности этим словом называли дружескую попойку.

Эх, гуманитарии, гуманитарии! Вы всё ещё верите словам. Даже таким безобидным, как симпозиум. Я сказал об этом Алексею. Он посерьёзнел и возразил:

— Нет ничего более неизменного в этом мире, чем слово. Слова доходят к нам через века и континенты. И, что самое непостижимое — слова бессмертны. Уходят понятия, которые они обозначали, исчезают вещи, а слова живут нередко в новом обличье. Но при этом несут в себе и своё прошлое, скрытое от непосвящённых.

Я промолчал, а в Алексее, видимо уже заговорила его вторая специальность. Он всё более воодушевлялся:

— Вот вы, на каком языке говорите? На русском. А чьи слова употребляете? Слово «табак» пришло из аравакского языка, слова «шоколад» и «томат» — из ацтекского. Четыре века прошло, как сгинули эти народы, а слова живут! Маги утверждают, что если познать истинный смысл слов, то можно получить большую власть.

— С этим трудно не согласиться, — подтвердил я, — Мне приходилось сталкиваться с людьми, познавшими истинный смысл слов и пытавшихся получить от этого хоть что-нибудь. Увы, прокурор ничего не смыслил в магии и квалифицировал их действия, как шантаж, со всеми вытекающими отсюда последствиями.

— Силы, вызванные магом, часто обращаются против неопытного адепта, — охотно поддержал шутку мой спутник, — Это аксиома, — и, без всякой паузы, добавил, — вот Ваши родители назвали Вас Леонид — «львиный». Вы и пошли, вопреки всем установкам, в военную службу, да ещё в розыск. А мне досталась от предков фамилия Дорогокупец. Может, она и занесла меня из библиотечной тиши в торговлю?

«И далее» хотел добавить я. Но промолчал. Неисповедимы жизненные пути. Зачем-то же скрестилась наши дорожки.

Обещанный дядей ужин оказался воистину философским. На столе красовалась испечённая в камине картошка, ржаной хлеб и баночка горчицы. Но, симпозиум есть симпозиум — посреди этого великолепия красовалась водка, весьма по-интеллигентски, перелитая в графин.

— Ну вот, молодцом, — одобрительно сказал дядя, проводя рукой по моей многодневной щетине, — ещё немного и уже можно будет подравнивать.

Собственно из-за этой самой щетины мне и пришлось срочно убираться на дачу. Сестра уже косилась на меня с подозрением и осторожно принюхивалась, пытаясь уловить запах спиртного, да и на улице люди сторонились. Поэтому, когда я объявил о намерении на пару недель отправиться к дяде, все сразу успокоились. Под бдительным оком старого педагога не забалуешь.

Водку полагалось закусывать ржаным хлебом, обильно смазанным горчицей. Потом перешли к картошке. Она была великолепна. Рассыпчатая, румяная, с настоящим запахом костра. Я потихоньку настроился на романтический лад. Дядя, налив по второй, отодвинул графин:

— Теперь поговорим о деле. Нужно иметь ясную голову.

В который уже раз, пришлось поразиться умению бывшего преподавателя научного коммунизма что-либо организовывать. Ведь всё продумал до мелочей: простую и лёгкую, но при этом сытную пищу, не туманящую голову, каплю алкоголя, чтобы снять напряжение и расслабиться. Да и может ли быть преподаватель бывшим. Даже если вешал на уши лапшу научного коммунизма.

— Прежде всего, в этой истории нам нужно уяснить следующие вопросы. Были ли ценности вообще? Кто, когда и почему их спрятал? И последнее. Почему не забрал? — опытный лектор сделал паузу, — У нас пока одни предположения. Очень легко допустить, что ценности были. Спрятал их, по видимому, управляющий, известный нам под псевдонимом Отто Клюге. Сделал он это, скорее всего в годы революции, а сам убрался в Инзу, за две сотни километров от места событий. Это обстоятельство и помешало ему воспользоваться кладом. Тайну свою он доверил некому старику, который в свою очередь, не смог ничего найти, так как не осталось никаких ориентиров. Это наши предположения.

Теперь попробуем перейти к фактам. Я, вкратце, обрисую канву событий, а вы следите за ходом моей мысли. В феврале 1917 года свергли самодержавие. Не буду останавливаться на этом подробно, коснусь лишь того, что может иметь интерес для нас с вами. По всей России прокатилась волна погромов усадеб и захватов помещичьих имений, но, обратите внимание, никто не знал, надолго ли это. Ценности могли быть припрятаны уже тогда. Если это так, то, что мы имеем?

Дядя Боря смотрел на нас почему-то с усмешкой. Тем не менее, вопрос показался мне несложным:

— Прятали ненадолго, а, следовательно, вряд ли слишком надёжно. Ведь, так или иначе, но имение находилось под присмотром. В случае чего, похитителя бы быстро нашли.

— Ответ достойный твоего деда. Он мыслил именно так. Выстраивал алгоритм «или-или». И так и шёл к цели, отбрасывая неверные версии.

Уж если дядя потревожил тень своего покойного тестя, значит, он разошёлся не на шутку. Дед был химиком. Профессор, доктор наук. Собственно и дача, на которой мы сейчас сидели, принадлежала некогда ему. Я деда не помнил, но, судя по рассказам родственников, был он человеком очень умным и ироничным, как все представители естественных наук. В разного рода идеологиях он видел лишь помеху для нормальной работы, поэтому над дядей Борей с его научным коммунизмом всегда посмеивался, а отца побаивался. Говорят, в своей сфере был большой авторитет, едва в академики не угодил. Надо, наверное, было больше уделять внимания научному коммунизму.