Сергей Зацаринный - Неверное сокровище масонов

Он лежал передо мной прямой, как стрела. Доехать до Сызрани, остановиться в гостинице, купить полевую экипировку: камуфляж и сапоги и в Вельяминовку.

Расставаться с новым имиджем было даже немного жаль. Да и куда спешить. К сызранскому автобусу я так и прибыл, опираясь на трость.

— Здрасьте — негромко раздалось за спиной. Явно обращались ко мне. Рядом с огромной сумкой стояла Лена Гаврилова.

— Едете домой? — я постарался придать голосу максимальную дружелюбность. Вопрос излишний, наступают майские праздники и студенты устремились к родным пенатам, пополнять запасы продовольствия.

Вещей у меня с собой почти не было, и я, как старый джентльмен, подхватив сумку девушки, устремился в подошедший автобус.

— Вы в Сызрань?

— Нет, я только до Тереньги, — это название я где-то слышал. Ах, да, это же одно из имений Екатерины Максимилиановны Перси-Френч. Мы заняли соседние кресла. Судьба милостива. Она подарила мне очень милую спутницу.

— Если не секрет, Вы почему пошли на исторический?

— Я, вообще-то на иняз поступала, но баллов не добрала.

— А чем, позвольте спросить, преподавание английского лучше преподавания истории? Та же школа, те же дети.

— Можно другую работу найти. Переводчиком куда-нибудь устроиться. А с историей только в школу, — девушка явно удивлялась, что приходиться объяснять такие элементарные вещи человеку в таких больших очках.

Ох уж эти сельские мечтательницы! Вечно выдумают себе какое-нибудь счастье за тридевять земель.

— Зато, если бы поступили на иняз, так никогда и не узнали ничего о Кэтлин Перси-Френч.

— Ошибаетесь. Я ей ещё в школе интересовалась. Даже работу о ней писала на областной конкурс.

— Если не секрет, почему?

— У нас в селе сохранился старый барский дом. Целый дворец. С башнями, балконами. Его забросили, он стал разрушаться. Вот наша учительница и придумала написать его историю, чтобы привлечь инвесторов, которые купят этот дом.

— Купили?

— Нет, конечно. Сейчас и в Ульяновске старина никому не нужна, а уж в Тереньге…

— Но, может у вас действительно найдётся что-нибудь поинтереснее? Привидений в старом доме нет?

Девушка уловила в моих словах насмешку и нахохлилась. Разговор вот-вот грозил оборваться.

— Я видел на своём веку столько заброшенных прекрасных зданий. Чтобы выделиться из этой массы руин, нужна какая-то изюминка. Привидение, клад, романтическая история, связь с известными личностями.

Увидев, что я не смеюсь над ней, девушка оттаяла:

— У нас подземные ходы есть..

— Уже кое-что…

— И сокровища

— Сокровища усадьбы Перси-Френч?

Лена кивнула.

— Что же Вы молчите? Заинтриговали человека!

Вдруг она спросила:

— А почему Вы интересуетесь Перси-Френч?

Врать не хотелось. За окнами медленно проплывала какое-то большое село с колокольней. В ослепительно голубом небе замерли облака.

— Вы будете смеяться, Елена, но мне просто понравилась фамилия. Каждый человек с детства любит сказки. Потом вырастает, забывает всё. И, в одно прекрасное время, вдруг так снова захочется, как в детстве чего-то необычного. Мне подвернулась работа в юридической фирме, где нужно было искать след управляющего некой госпожи Перси-Френч. Мне это показалось именем эльфийской принцессы. Тем более, что, как потом выяснилось, она действительно родом из страны эльфов — Ирландии. Так я и очутился в вашем славном городе.

Увы, в моей работе нет ничего интересного. А теперь Вы расскажите мне про сокровища. Вы же видите, я, как все канцелярские крысы, неисправимый романтик.

— Да рассказывать больно не о чем. Просто барский дом, о котором я говорила, был в 1917 году отобран по решению сельского схода. А всё, что в нём было, бесследно исчезло. В Симбирске оно не появилось, сельчане его не разграбили. Как в воду кануло. А дом стоит посреди села, незаметно ничего не вывезешь. Вот я и думаю, что всё спрятано в подземных ходах. Старожилы много про них рассказывают.

— А почему Вы считаете, что это всё не появилось в Симбирске?

— Ну, я ведь, своего рода, специалист по Перси-Френч. Сколько проторчала в архиве.

Всего пару дней назад эта особа утверждала, что все материалы передала своему научному руководителю и ничего не знает. Я украдкой оглядел её повнимательней. Высокий лоб — умна, нет косметики на лице. Синие глаза печально смотрели в окно, на начинающий зеленеть лес. О чём она думает? Перед тем как задать главный вопрос, требовалось её чем-то отвлечь.

— Елена, а почему Екатерина Максимилиановна так и не вышла замуж?

— Я читала письмо её отца. Он уговаривал дочь уехать из России и предрекал: «Ты никогда не сможешь найти своего белого дрозда. Диковинку такую!» Она была необычная женщина. Равного себе найти не смогла.

— Принцы и тогда уже были большой редкостью. Особенно эльфийские. — мне вспомнился тот печальный юноша из Языкова. Он явно не тянул не только на рыцаря, но даже на оруженосца. Паж, не более. Но письмо его принцесса хранила.

— Кстати, Елена. В Вашей истории о сокровищах есть одна нестыковка. Вы говорите, что ценности пропали из усадьбы в семнадцатом. Но ведь летом восемнадцатого, когда в крае установилась власть белых, была возможность их беспрепятственно забрать.

— Может, потайные подвалы показались более надёжными, чем симбирский дом.

— Тогда, значит, единственным хранителем тайны оставался управляющий. Куда он потом делся?

— Ещё несколько лет прожил в Тереньге, потом уехал. Его фамилия была Зольдберг. А вот и моя Тереньга. — увидев, что я пытаюсь отыскать глазами барский дом, Лена добавила, — его не видно с дороги. Он вон там.

Я придвинулся, чтобы разглядеть и невольно на миг прижался к ней. Когда я выносил Ленину сумку из автобуса, захотелось сказать, что-нибудь приятное:

— Ваши духи пахнут ветром, который дует с ирландского моря.

— Мои духи закончились ещё перед новым годом, — засмеялась она.

Удивительное дерево — сосна. Нет для неё ни зимы, ни осени. Трещит ли мороз, льют ли холодные ноябрьские дожди, она равнодушно зеленеет посреди всеобщего царства увядания. Недаром, где-то на Востоке, её считают символом бессмертия. Не мрачноватую тёмную ель, а лёгкую светлую и в то же время могуче непоколебимую сосну.

Усадьбу Перси-Френч засадили именно сосной. Как рассказал мне словоохотливый вельяминовский старожил, было это уже после войны. Сама усадьба долго стояла заброшенной, потом её разобрали на кирпич. Построили в деревне клуб, ещё что-то. Когда это было, уже никто не помнил. Подошедшая на наш разговор старушка соседка только качала головой: