Сергей Зацаринный - Неверное сокровище масонов

— А ни на чём, — радостно ответил краевед, — жил здесь в конце XVIII века такой архитектор, вот решили, что он и строил. По принципу — больше некому.

— Очень сомнительный принцип. Но разве в те времена в округе ничего не строили, кроме этой беседки? — я намеренно старался поменьше избегать слова «храм», чтобы не наталкивать собеседника на масонскую тему. Пусть он выйдет на неё сам.

— Почти ничего не сохранилось. Здания XVIII века страдали от пожаров, неоднократно перестраивались, а потом большевики уничтожали и то, что осталось. То, что дошло до нас можно пересчитать по пальцам.

— Грустно всё это. Каких-то двести лет и всё уже утрачено, — скорбь в моём голосе была совершенно неподдельной. Я был действительно поражён.

— Остались, конечно, некоторые чертежи, старые фото, — поспешил утешить меня краевед, заметив столь сильное расстройство. — Нельзя сказать, что об этом времени нам совершенно ничего неизвестно.

— Так были здесь другие архитекторы или нет?

— Не обязательно заказывать проект местному зодчему. В Симбирске жило много достаточно образованных и состоятельных людей с обширными связями в обеих столицах. Тот же Карамзин, уроженец здешних мест, в своём знаменитом путешествии объехал пол-Европы, масон Тургенев был главой Московского университета. Так что автором проектов наших зданий мог быть кто угодно, хоть сам Баженов. Он, кстати, был тоже масон.

— Баженов за работу и взял бы соответственно.

— Совсем не обязательно. Зодчий долгое время был в немилости у самой императрицы. Как раз шли гонения на «вольных каменщиков». Баженова отстранили от строительства дворца в Царицине и в его биографии есть ничем не заполненный период длиной в несколько лет. Чем он занимался в эту пору доподлинно неизвестно.

Пришлось цепляться за соломинку:

— Можно сказать, что эта беседка выделяется на фоне других архитектурных творений того времени?

— Напротив. Она довольно органично вписывается в общую картину. Беда только, что сама картина неясна и расплывчата в силу упомянутых мною причин.

— Вы не могли бы воспроизвести её хотя бы в самых общих чертах. Должна же быть хоть какая-то версия? Кто, предположительно, мог построить эту беседку и зачем? Неужели Вы, никогда не пытались решить этот вопрос, хотя бы только для себя?

Улыбка моего собеседника стала грустной. Ему явно импонировал мой искренний интерес к тому, о чём я спрашиваю, и было жалко меня разочаровывать:

— У меня нет никакой версии. Откуда ей быть? Ведь нет никаких фактов. Была какая-то беседка, которую некоторые считали масонским храмом. Стояла много лет заброшенная. Вот и всё. Сохранилось несколько изображений, да куча сплетен. Ни чертежей, ни документов. Что касается общей картины — она, в общем, безрадостна. Каменное строительство — удовольствие дорогое, мало кто мог себе это позволить. А уж тем более по проекту хорошего архитектора. Качество строительства тоже оставляло желать лучшего. Многие старинные здания поражают мощностью своих стен. Крепости прямо какие-то. А ларчик открывается просто — не умели рассчитывать. Не знали подлинного качества материалов. Вот и делали с большим-большим запасом.

Краевед сделал паузу и задумался. Чувствовалось, что он искренне хочет мне помочь. Значит, обязательно поможет.

— В 1767 году Симбирск посетила Екатерина II. Город произвёл на неё столь удручающее впечатление бедностью и неустроенностью, что она прервала своё путешествие и вернулась в Москву. А ведь хотела плыть до Астрахани. Императрица даже написала отсюда Вольтеру: «Я теперь в Азии.»

— Думаете, что если бы эта беседка существовала тогда, Екатерине бы её показали?

— Обязательно. Ведь больше показывать было совершенно нечего.

— В округе тоже не было ничего примечательного?

— Трудно сказать. Но некоторые помещики были людьми очень состоятельными и строили в своих сёлах каменные храмы. Среди них встречались личности весьма замечательные. Например, помещик Кротков. Этот безвестный провинциал вдруг в одночасье сказочно разбогател. Накупил деревень, настроил домов и храмов. Источник обогащения так и остался тайной. Поговаривали, что в его руки каким-то образом, попали ценности, награбленные Пугачёвым в Казани, но точного ответа не мог дать никто. В здешних краях доживал свой век бывший могущественный вельможа граф Платон Мусин-Пушкин. Читали Пикуля «Слово и дело»? Тот самый. Императрица Елизавета Петровна помиловала его, но в столицу граф так и не вернулся. Не захотел представать перед бывшими знакомыми с вырванными ноздрями и языком. Здесь в имении своей жены и поселился. Были и другие богачи, которым было по карману выписать архитекторов хоть из самого Парижу.

Он так умышленно и сказал: «Парижу». Вошёл в роль. Теперь нужно было только придать ходу мыслей моего собеседника нужное направление:

— Как Вы сами характеризуете автора Киндяковской беседки?

— Бесспорно, хороший специалист своего дела. Европейское образование. Колонны, барельефы, скульптура, сложная символика — явно не дилетант. Да и чтобы исполнить всё это нужно хорошее художественное образование. Людей, способных делать скульптуры и барельефы, во всей тогдашней России было, раз, два — и обчёлся. В провинциальном Симбирске такому человеку однозначно было делать нечего. Приезжий.

— Где-нибудь в ещё в ваших краях были тогда храмы со скульптурами и барельефами?

Краевед смерил меня внимательным взглядом:

— Вы очень профессионально идёте по следу. Юрист?

— Не скрою, моя бывшая профессия имела отдалённое отношение к юриспруденции. Но, всё это в прошлом.

— Профессию не пропьёшь, — усмехнулся краевед. — Православная церковь, особенно тогда, с неодобрением относилась к скульптурам. Считалось, что их создание — нарушение заповеди: «Не сотвори себе кумира». Стойте, дайте подумать… Был один интересный храм в одном из сёл. Построен в 1771 году неким Алексеем Кандалаевым. Так вот, там, престол в алтаре храма был утвержден не на столбах, а на четырех резных вызолоченных скульптурных изображениях человека, льва, орла и тельца — зодиакальных знаках четырех Евангелистов. Уже в веке XIX церковные власти неоднократно требовали перестроить алтарь в соответствии с канонами. Новый помещик, человек весьма просвещённый этого делать не давал, говоря, что такова была воля храмоздателя «желавшего видеть в своем имении дом Божий, как единственное утешение и пристанище для всех вообще христиан в мире сем».

— А кто такой этот Кандалаев?

— Был простым подьячим в Сызрани. Разбогател.

— Тоже таинственным образом?

— Тут, думаю, всё более прозаично. Место было очень хлебное. Воевод меняли каждые два года, а подьячие оставались. В их руках и была реальная власть. Через них шли налоги и сборы, они оформляли документы на право земли и крепостных. Возможности для злоупотребления имелись безграничные. Кандалаев сидел на этом месте десятки лет. А в конце жизни занимался винокурением и винными откупами. Золотое дно по тогдашним временам. Он, кстати, на свои деньги построил ещё городской собор в Сызрани.