Руслан Белов - Цветы зла

- В общем-то, да. Я не уверен в своем предположении и хочу подстраховаться твоим умом.

- Ты просто хочешь подмять меня под себя...

- Когда я приду к мнению, что не могу подмять тебя под себя, я побегу в аптеку за виагрой. А если серьезно, то я скажу, что это мое дело. И моих дел в череде наших будущих дел будет не так уж много. Девяносто процентов преступлений по своей природе могут быть раскрыты только женским, то есть иррациональным умом.

Марья Ивановна посмотрела испепеляющим взглядом:

- Из сказанного тобой получается, что ты мне предлагаешь ограничиться ролью смазливой секретарши или, в лучшем случае, шерлокхолмсовской миссис Хадсон?

- Нет, я предлагаю тебе роль друга-соперника. А если ты меня задавишь своей проницательностью, то я с превеликим удовольствием стану твоей миссис Хадсон, и буду готовить тебе по утрам овсяную кашку и сообщать тебе свежие рыночные сплетни.

- Нет, ты все-таки фрукт. Я догадывалась, что все ученые - фрукты, но чтобы до такой степени, - Мария Ивановна посмотрела тепло.

- Ну, фрукт, а что?

- Да то, что ты мнишь из себя бог весть кого, а с людьми обращаться не умеешь и вечно выпячиваешься. Этот несчастный Святослав Валентинович два раза порывался уйти...

- Что есть, то есть. Нет у меня обходительности, все-таки восемь лет на геологоразведке проработал, а там восемьдесят процентов рабочих - бывшие зеки...

Евгений Александрович замолчал, вспоминая горы, разведочный поселок на перевале, штольню.

- Значит, договариваемся: с людьми буду работать я. А если сочту нужным, буду подпускать тебя с твоей солдафонской прямолинейностью и площадным юмором.

- Ты будешь работать с определенными людьми. С гангстерами, владельцами магазинов и ресторанов. А с остальными буду работать я.

- Идет, - согласилась Марья Ивановна, стараясь представить владельца ресторана Эгисиани.

- Что будешь делать завтра? - Евгений Александрович догадался, о чем думает женщина.

- Ты, узурпатор, спрашиваешь меня об этом? - Марья Ивановна забыла, что, Смирнов предложил вести расследование в духе соцсоревнования.

- Да, я узурпатор, спрашиваю тебя об этом, потому что я знаю, что буду делать завтра.

- Я еще не решила, кого назначить убийцей... Разве этого Эгисиани? Он мог намеренно устроить этот спектакль с топкой камина...

- Хочешь поехать к нему?

- А что? Грузины мне всегда нравились. Правда, меньше научных сотрудников, но все равно нравились.

- Из-за того, что они не считают, сколько тонн дезодорантов для туалета покупают их жены?

- Я думаю, что они считают - рассмеялась Марья Ивановна. - Все мужчины, неуверенные в завтрашнем дне, считают, сколько жены потратили на косметику и бытовую химию.

- Я куплю тебе завтра упаковку дезодорантов и всяких там кривошеих уточек для унитаза.

- Ни в коем случае! Я знаю, ты купишь самое дешевое, и наш дом будет пахнуть ароматизированным хозяйственным мылом. И не только дом, но и я сама. А ты хочешь, чтобы я пахла хозяйственным мылом?

Смирнов подсел к супруге, склонил голову к ее плечу и медленно втянул в себя воздух. Сознание его помутилось - Марья Ивановна пахла божественным женским естеством и еще чем-то, очень тонким и загадочным. Чтобы прийти в себя Евгений Александрович прикусил мочку ушка женщины. Сережка с маленьким изумрудом, так идущим к ее зеленым глазам, оказалась меж его губ. Губы обхватили сережку и призывно затеребили.

- Отстань, сегодня ни-ни! - отстранилась Марья Ивановна.

***

Эти "ни-ни" начались к концу медового месяца. Три недели Евгений Александрович и Мария Ивановна проводили в постели большую часть суток. В начале четвертой недели Смирнова начал себе говорить: "Сегодня ни-ни, сколько можно?" Марья Ивановна прочувствовала мысли супруга и начала издалека:

- Ты знаешь, что мне по этому поводу говорила мама?

Мама у Марьи Ивановны была неординарная. С молодых ногтей она учила свою дочь быть женщиной.

- Интересно послушать... - пробормотал Смирнов, пытаясь представить себе покойную тещу.

Смирнову везло с женами, но с тещами - никогда. Первая его панически боялась и называла на "вы". Вторая была противной на вид и к тому же въедалась в душу не менее противными инквизиторскими глазами. Третья разводила дурно пахнувших норок и время от времени просила их свежевать. Четвертая, почти одногодка, была ничего себе, но шляхетской высокомерностью и наговорами успешно подменяла, несомненно, женский к нему интерес. Но пятой - умной, подготовившей для него прекрасную жену, да к тому же еще покойницей - Бог его просто одарил.

- Так вот, мама моя говорила, - продолжала Марья Ивановна, - что муж должен постоянно хотеть жену и потому она не должна бежать в постель по первому его требованию.

- Ну, знаешь, эдак можно и заместительницу заиметь.

- Ты думаешь, у меня может быть заместительница? - сузила глаза Марья Ивановна.

- Нет, не может! - чистосердечно ответил Евгений Александрович.

- Так вот, - улыбнулась женщина, - мама говорила, мм... - впрочем, ты любишь натурализм - что не стоит осушать до скукоживания простату и яички мужей, потому что опустошенные мужья бегут из дома, так же резво, как и их...

Марья Ивановна запнулась, подбирая слово.

- Антонимы, - не вполне удачно подсказал Смирнов.

- Да... - поворошила его волосы супруга.

- Так, что, ты предлагаешь жить по расписанию? С девяти до десяти пятнадцати в понедельник, среду, пятницу и воскресение?

- Нет, конечно. Я предлагаю тебе игру, в которой я буду играть роль не безотказной и безликой подстилки, но роль дамы твоего сердца, твоей возлюбленной, радостей которой тебе надо будет добиваться постоянно...

- Я так не смогу, - скис Смирнов. - Я - не Петрарка. И не Дон Кихот из Ламанчи.

- Сможешь со временем, я тебе помогу. Ну, если совсем невтерпеж станет, ты ведь меня изнасилуешь?

Лицо Марьи Ивановны осветилось слабой, но весьма многозначительной улыбкой.

- Это другое дело, - протянул Евгений Александрович. И решив, что многозначительность улыбки, включает в себя поощрение, посмотрел на женщину по-хозяйски плотоядно.

- Но ты должен знать, что мне очень не нравится, когда меня берут против моей воли...

"Этот Паша... Он повсюду... - Смирнов неприязненно обвел взглядом комнату. - Вот кровать, на которой он храпел, и простыни с которой она выбрасывала после его ухода. Вот кресло, в котором он сидел, частнособственнически на нее поглядывая, вот его любимая большая чашка, вот его бывшая любовница".

- В общем, ты понимаешь, почему я так хочу, - прочитала его мысли Марья Ивановна.

Смирнов поднял голову и увидел, что глаза ее по-особому зелены. А это означало, что ему дают зеленый свет...

***

- Сегодня ни-ни! - отстранилась Марья Ивановна. И, упреждая инсинуации Смирнова, добавила: - И этот "Бруно Оя" тут совершенно не причем.