Руслан Белов - Хирург и она; Матрица

- А кто рассказал?

- Флора. Она у нас в доме штатная сплетница.

Даша недоуменно посмотрела.

- Она особенная, дипломированная сплетница, - широко улыбнулся Михаил Иосифович. - Я бы сказал - сплетница наоборот. Тебе она будет говорить обо мне приятные вещи, мне - о тебе. И всем домашним о нас с тобой. Это делает жизнь теплее.

- Она мне понравилась, ты удачно подбираешь слуг.

- Как тебе сказать... Она хороша, спору нет, но маму мою, Софью Егоровну, почему-то не любит. Честно говоря, маму вообще никто не любит, даже милейший Иннокентий Сергеевич. Но Флора ее не любит активно, язвит, не слышит и тому подобное.

- А почему же ты ее не уволил?

- Ты же знаешь!

- Миша, ты забыл?

- Извини, милая. Во-первых, Флора на все руки мастерица, а во-вторых, если бы я прогнал ее, то моя любимая мамочка вконец бы уверовала в полное свое могущество на одной пятой суши...

- Значит, ты практически беспрекословно слушаешься маму?.. - скривила губки Гортензия.

- Да, конечно... С молодых ногтей. Она, можно сказать, меня сделала.

Даша отвела глаза. Свекровь, командующая сыном - это подарок увесистее "Кадиллака".

- Да ты не подумай, - заулыбался Михаил Иосифович. - Во-первых, ты забыла, что это мамочка нас с тобой познакомила, а во-вторых, она одиннадцать месяцев в году путешествует, и не покажется даже на Новый год его она решила провести на Филиппинах с очередным своим мужем, малайцем по национальности. Кстати, из-за этих мужей маму и не любят. Она привозит очередного и объявляет его кронпринцем в лучшем случае или Распутиным в худшем.

Михаилу Иосифовичу в этот момент позвонили, и Дарья-Гортензия ушла в себя.

Предлагаемый ей образ жизни (с бойфрендами, Лилиями и штатными сплетницами) кому угодно мог показаться циничным. На первый взгляд циничным. А при пристальном рассмотрении он представал весьма умело организованным. Все схвачено, все продумано, как в хорошем меню, в котором учтен каждый витамин, каждая калория и каждый микроэлемент.

Переговорив, Михаил Иосифович глотнул яблочного сока, и мягко привлек к себе задумчивую Гортензию. Полюбовавшись ее лицом, он сказал.

- Ты не задумывайся обо всем этом, от дум одни морщины. Ты просто живи, как раньше жила. И все будет хорошо - лошадей-то теперь нет, так что обойдется без колючек и падений.

81. Он себя зомбировал.

Лихоносов решил положиться на себя. Он пошел в магазин, а по дороге занимался аутотренингом, есть себя зомбировал.

"Сейчас ты выпьешь, хорошо выпьешь и отключишься до утра. А утром ты встанешь трезвый, как стеклышко, и поедешь к Чихаю. Ты ведь был у него, наверняка был, и потому легко найдешь дорогу".

Купив три бутылки хорошего молдавского вина, он пошел, радостный и предвкушающий, домой и по дороге бубнил себе под нос: "Сейчас ты выпьешь, хорошо выпьешь и отключишься до утра. А утром, ты встанешь трезвый, как стеклышко, и поедешь к Чихаю".

Дома он сел за стол, налил полный стакан вина и, подняв его к глазам, сказал, как тост:

- Сейчас ты выпьешь, хорошо выпьешь и отключишься до утра. А утром, ты встанешь, трезвый как стеклышко, и поедешь к Чихаю.

Трех бутылок хватило до двенадцати ночи, и в двенадцать пятнадцать Лихоносов спал как замшелая скала.

82. На автопилоте.

Ровно в восемь утра Лихоносов встал, надел голубое пальто с золотыми пуговицами и пошел к автобусной остановке. Автобуса долго не было, потому что еще месяц назад он перестал ходить по расписанию. До станции Крутая его подвез Козлов-Младший.

Сев в машину, Лихоносов не стал разговаривать - не хотел отвлекать организм от заданной ему цели. Козлов-младший искоса полюбовался золотыми пуговицами на голубом женском пальто, и досадливо покачал головой - он не терпел опустившихся мужчин и более всего мужчин, опустившихся из-за женщин.

Они промолчали всю дорогу до Крутой.

***

В Москве на Курском вокзале Лихоносов потерялся. То есть потерял чувство цели. И безвольно присоединился к безбилетникам, спрыгивавшим с платформы Горьковского тупика и направлявшимся к платформам сквозных направлений.

Как только он поднялся на платформу, в стоявшем справа поезде раздался приятный женский голос "Осторожно, двери закрываются", и Лихоносов наперекор своей сознательной воли бросился в закрывающуюся пасть вагона. На Каланчевке тот же приятный голос попросил его покинуть вагон. Он выполнил просьбу, оказался на платформе и понял, что надо идти на Ярославский вокзал.

На Ярославском вокзале Лихоносов купил билет и прошел на платформу. Там его задержал милиционер. Он долго так и эдак рассматривал золотые пуговицы на пальто и паспорт с регистрацией в поселке Губино Воскресенского района Московской области. На счастье в начале платформы появилось настороженное лицо закавказской национальности, и Лихоносов, оставленный без интереса, заскочил в первый попавшийся поезд.

Поезд направлялся в Пушкино, совсем в другие края, и потому в Мытищах Лихоносову захотелось выйти попить пивка. Следующий поезд доставил его в Болшево.

В Болшево ему захотелось выпить в приличной обстановке и подсознание привело его к ресторану. И не только привело, но и заставило войти. Вышибала хотел было продемонстрировать ему свою профессиональную сноровку, но Лихоносов выцедил ему: - Я к Чихаю, - и был пропущен.

83. Всего-навсего мужчина.

Гортензия была счастлива. Ей ни о чем не надо было думать. Если становилось скучно, то Флора, либо Михаил Иосифович непременно что-нибудь придумывали.

А скучно иногда становилось. Через день после поездки в "Кадиллаке" пришел Леонтий Ефимович. Осмотрев ее, он сказал, что до Нового года ей больше ездить никуда не надо, так как по словам Михаила Иосифовича, ночью она кричала и даже пыталась уйти из дома. Гортензия расстроилась - ночью ей действительно снилось, как ее насмерть сбила машина, за рулем которой сидел человек в черных очках.

Однако грустила она ненадолго - вечером появился Андрей. Сразу же после того, как позвонил Михаил Иосифович и сказал, что ему надо срочно лететь в Вену, а потом в Триест и будет он только послезавтра вечером.

Бойфренд был похож на Сильвестра Сталлоне, не знающего русского языка и по какому-то упущению Голливуда прошедшего курс лечения в подвалах Лубянки. Он постоянно играл мускулами, ел орешки, приглаживал редеющие волосы и смотрел на Гортензию, как на старшего по камере. Одет он был в застегнутую на все пуговицы белоснежную спортивную рубашку и свободные светлые брюки с отворотами. Оставив его в гостиной, смятенная новая хозяйка большого дома нашла Флору, и розовея, сказала, что не знает, куда себя деть.

- Гортензия Павловна, вы что, забыли?! - воскликнула на это штатная сплетница. - Он же мужчина! Всего-навсего мужчина. Просто вы, наверное, раньше общались с мужчинами, в которых было много женских гормонов, и потому они много говорили, думали и кокетничали на философские темы. А Андрей настоящий мужчина. Он ест, пьет и работает без устали.