Руслан Белов - Клуб маньяков

Стена была основательно закопчена зимними костерками бомжей и Вера, озаботившись, спросила глазами: "Что же ты делаешь, милый? Платье ведь испачкаю..."

- Ничего страшного, оно тебе больше не понадобиться, - отозвался я, борясь с желанием немедленно убежать, убежать куда угодно, хоть на дно морское, хоть в жерло действующего вулкана.

- А как же Наташа? Как ты, убив ее мать, сможешь смотреть ей в глаза?

- Придумаю что-нибудь. Наверное, мы с ней уедем. Хотя я еще не решил. Бабушку она любит, жалко будет их разлучать...

- Мама догадается, что убил ты...

- Она умная женщина. Я все расскажу, и она поймет. И не захочет полностью взять на себя внучку.

- Ошибаешься...

- Ошибаюсь, не ошибаюсь! - взорвался я. - Хватит, трепаться. Бомжи могут нагрянуть, разбирайся потом с ними. Я тебе предлагаю сделку. Если ты мне все про себя расскажешь, будем кидать жребий. Если тебе повезет, то умру я. Если не повезет - ты.

Вера впилась в меня глазами. И, обнаружив в моих то, что хотела человеческую слабость - презрительно усмехнулась:

- И что ты хочешь от меня услышать?

Она не верила, что умрет в этом грязном подвале.

Она знала, что я не смогу убить.

Маньяки прекрасно знают людей.

И легко различают среди них овец и кроликов.

- Я хочу услышать от тебя, как ты дошла до такой жизни. Про убийства, про то, как начала убивать. Это ведь все началось с Шакала? - спросил я, устраиваясь перед ней на ящике из-под свиной тушенки.

- Да, с Шакала. Неплохое ты нашел для него прозвище. Это ты умеешь, что и говорить...

- Не тяни, - поморщился я. Знал, что меня хватит на полчаса, не больше.

А Веры уже не было в подвале. Она была, там, в доме отца, в своей комнате. С Шакалом:

- Когда мы оставались одни, он принимался рассказывать страшные истории. Сначала детские... Черная, черная комната, синяя, синяя рука, алая, алая кровь капает с ножа... Потом истории из газет... Про людоедов, насильников и убийц. Я немела, а он подсаживался рядом и начинал меня трогать...

У него были такие глаза... Пристально изучающие, они тоже трогали меня, скользили по всему телу, гладили. И однажды я кончила... Это было так приятно, пронзительно приятно, совсем, совсем не так, как при мастурбации. Потом он овладел мною. Жестко, быстро, слюнявя лицо губами. Противно. С той самой поры мне стал противен секс с мужчинами...

- И со мной тоже?

- Да, я притворялась...

Я весь сжался от обиды.

Она смотрела презрительно.

Палач и в оковах - палач.

Овца и с ножом - овца.

Пересилив желание убежать немедленно, убежать, бросив ей под ноги нож, убежать, оставив ее связанной и, может быть, обреченной на смерть, я проговорил в сторону:

- Иногда у тебя это получалось просто здорово. Ну и что было дальше?

- Он меня понял. Понял меня всю. И продолжал пугать и трогать глазами. Когда я кончала, он лез целоваться и насиловать...

Это продолжалось несколько месяцев... С каждым днем ему все труднее, и труднее было придумывать истории, и однажды я перестала кончать. И осталось только его пыхтение и слюнявые губы... И я сделала так, что он был вынужден переехать в общежитие...

- А как же мать с отцом? Они что, ничего не замечали?

- Отцу всегда было на меня наплевать. А мама лечила от несуществующих болезней и читала детективы. Или сидела и болтала ни о чем с Эсфирью Соломоновной.

- А как же синяки? - спросил я, решив, что непременно освежую Шакала. После того, как выколю ему глаза и отрежу половые органы. - Он, наверное, оставлял синяки на твоем теле?

- Да, особенно в первый раз... Я импульсивно сопротивлялась. И перед приходом матери мне пришлось уронить на себя посуду из верхнего кухонного шкафчика...

- А как ты маньячкой стала? - спросил я, отмечая находчивость супруги.

- В университете. Первый мой парень, Афанасий из Петербурга, был красивый, умный, нежный... Влюбилась в него, даже ушла из дома в общежитие, чтобы быть поближе. Но кончить с ним не могла, хотя он ужасно старался. И все время вспоминала, как пронзительно кончала с Шакалом...

- И однажды ты, ведомая основным инстинктом, встретилась с этой сволочью...

- Да, он уже был женат, и жена была беременна на шестом или седьмом месяце. Однажды утром он позвонил и сказал, что у него припасена для меня классная история.

И я, забыв о лекциях и Афанасии, побежала к нему. Против своей воли побежала. И кончила так, как никогда не кончала. На прощанье он сказал, что постарается через недельку приготовить для меня еще кое-что эдакое. Но я вспомнила, как быстро он истощился в "домашний" период наших отношений. И ощущение тщетности всего накатило на меня. А в автобусе...

Вера замолчала. Вновь переживала один из "прекраснейших" моментов своей жизни.

- Ну и что случилось в автобусе? - скривился я, поняв, что грядет кульминация признаний Веры.

- В переполненном автобусе я стояла между двумя мужчинами. Стильным парнем и надушенным вальяжным чиновником, неизвестно как оказавшимся в общественном транспорте. Водитель слушал радио. По местным новостям рассказывали, как старшеклассник Витя Гвоздиков убил мать и отца, убил, чтобы без хлопот встречаться на дому со своими многочисленными подружками. Разрезал родителей на куски и сложил в ванну. Потом устроил в выпачканной кровью квартире веселую вечеринку.

Я кончила, когда рассказ пошел о том, как Витя Гвоздиков приводил очередную девушку в ванную, ставил лицом к кровавому месиву, ставил так, что девушка опиралась руками о дальний край ванны, ставил и трахал сзади. Дрожа от восторга и взвизгивая. Люди подумали, что я больна трясучей, остановили автобус, хотели скорую помощь вызвать. Но я, очувствовавшись, ушла, ушла с дикой мыслью в голове: "А что будет, если я убью сама!!?"

Эта мысль помутила сознание... Представь, если бы ты узнал, что есть способ кончать в тысячи раз слаще, чем обычно? И представь, что эта мысль явилась в голову двадцатилетней девчонке никого в жизни не убивавшей? Никого, кроме разве что комаров?

...Домой я пришла как в тумане. Походила по квартире, легла в ванную и поняла, что рано или поздно сделаю это.

Убью.

Потому что попавшая в меня душевная отрава сделает свое дело, рано или поздно она разъест мозг и сердце и я убью кого-нибудь, убью, чтобы испытать запредельное...

- И первым тебе в голову пришел Афанасий...

- Да, конечно... Еще в ванной. Меня аж затрясло, не знаю, как из воды вылезла.

- Вылезла, обсушилась и к нему побежала...

- Нет, это ты, торопей, побежал бы сразу. Я осталась дома и все обдумала. Шаг за шагом, слово за словом. А в общежитие пошла только на следующий вечер.

О, господи, как меня влекло к нему! Нет, не к нему, а к тому, что мне предстояло сделать. С каждым метром все сильнее и сильнее. Все вокруг растворилось, я ничего не видела, ни людей, ни домов, ни машин! Чуть не угодила под колеса "Запорожца".