Руслан Белов - Кол Будды

- А ты не в этом пространстве живешь?

- Нет. В моем пространстве нет отцов, дающих согласие на убийство сыновей, нет женщин, убивающих мужей, в моем пространстве есть поэты с дынями в руках, поэты, которые ночью о тебя спотыкаются и падают на кулеш, оставленный на завтрак. В моем пространстве есть женщина Ксения, почти есть, потому что она проникла в него одним лишь влагалищем и чуть-чуть левой грудью, под которой я иногда чувствовал сердце...

- Трепач! Ты все превращаешь в слова.

Голос был нежным. Точки соприкосновения их миров были определены верно.

- А что ты собиралась со мной сделать? - поцеловал в губы.

- Почему собиралась? Я и сейчас собираюсь.

- Я не секс имею в виду.

- Я тоже.

- Ну так что?

- Я собиралась выдать тебя Александру Константиновичу.

- Выдать?!

- Да. Я помнила, что в августе ты собираешься пройти пешком от Адлера до Ялты. И придумала поймать тебя здесь. Наняла пляжных боев, чтобы не пропустить, если появишься, когда обед или еще что. И ты попался. Все получилось, как я хотела...

- Что получилось?

- Все. Охранники тебя видели. А придумала я вот что: на пляже ты увидел меня, воспылал и решил изнасиловать, дождался вечера, проник в дом, спрятался в шкафу... Вы бы оба умерли. Ты и Александр Константинович.

"Черт, опять изнасилование шьют! Что ты с ними поделаешь!" - подумал Смирнов и спросил:

- А почему не так все получилось?

- По глупости. Сначала захотелось побыть с тобой, потом понадеялась, что ты выскочишь из шкафа, когда он начнет меня трахать.

- А у него не получилось, и вместо трагедии получилась комедия.

- Да... И нет. Хочешь, я стану, как ты любишь?

Сердце Смирнова застучало.

Ксения поднялась на кровать, стала на четвереньки. Он не заставил себя ждать.

***

Через двадцать минут они прощались.

- Я рад, что ты у меня была.

- Я не была. Когда мне захочется лечь с тобой или убить, я тебя найду. А теперь уходи - сейчас явится Александр Константинович.

Она дала ему магнитную карточку и желтую куртку дворника.

Надев ее, он ушел.

14.

Примерно в дне перехода до Анапы он остановился на стоянку рано, часов в пять. Народу на берегу сидело много, перспектива найти впереди удобное для ночевки место была не велика, а тут подвернулось бесхозное место в заросшем камышом болотистом распадке.

Стоял воскресный день. Насколько хватало глаз, пляжи и щели справа и слева от распадка дымились бесчисленными бивачными кострами коренных обитателей Краснодарского края, вырвавшихся на уик-энд. Справа и слева мариновались, нанизывались, жарились, поедались сотни килограммов баранины, говядины и куриных ножек; декалитрами пилась водка с пивом, вино; сумками, авоськами и рюкзаками потреблялась всевозможная закуска.

Вдоль берега в сторону Анапы, движимые прибрежным течением, плыли бутылки - стеклянные водочные, красные пластиковые из-под кетчупов, разноцветные и разнокалиберные из-под минеральных вод, кваса и прочих прохладительных напитков. Все это двигалось в едином потоке с разнообразнейшим мусором - целлофановыми пакетами и пакетиками, древесной мелочью, сеном, самородками новороссийского черного золота, кусками пенопласта и размокшего хлеба, газетной и оберточной бумагой. Смирнов знал, что к вечеру направление течения (или ветра) переменится, и все это поплывет в обратную сторону. Также он знал, что до чистой воды надо плыть метров пятьдесят и потому (он устал) искупался у самого берега.

Подготовив место для ночевки (пришлось разровнять площадку, углубить русло ручейка, чтобы не было сыро, и проложить сквозь камыши тропку), он разобрал рюкзак. Затем закусил колбасой с помидорами и занялся резинкой. Занеся ее в воду, пошел ловить крабиков - на Черном море прибрежная рыба ловиться исключительно на них. Через полчаса семнадцать короткохвостых юнцов томились в бутылке из-под Очаковского пива, и он отдался времени.

К этому времени мусор уплыл к Новороссийску, раскрасневшийся от солнца, спиртного и обильной еды народ мало помалу эвакуировался, и к девяти часам вечера берег опустел совершенно.

Стало совсем хорошо. Полчаса поплавав, любуясь закатом, Смирнов проверил снасть (попался большой ерш) и пошел к себе.

Дойдя до середины тропы, он замер: в берлоге, застланной одеялом, спиной к нему сидела перед раскрытым зеленым рюкзачком девочка лет семи. Длинные ниже плеч волосы, синее платьице в мелкий цветочек и с кружевами, белые полукеды. Она вынимала и раскладывала по сторонам вещи и продукты друг за другом на свет являлись свитер, джинсы, баночка шпрот, пачка печения, жареный шашлык в запотевшем полиэтиленовом пакете, полбулки хлеба, бутылочка минеральной воды и пакет ананасового сока.

- Ты что тут делаешь?! - очувствовавшись, воскликнул Евгений Евгеньевич.

Девочка обернулась, он увидел открытое волевое лицо с ямочками в уголках рта, небольшой шрам на правом виске, большие серые глаза, худенькую шею.

- Меня... меня забыли, - обезоруживающе заморгала она.

- Забыли?!

Ему стало нехорошо. Он увидел происходящее глазами милиции и родителей девочки. Он видел, как здоровый щетинистый дядя, весьма подозрительный на вид и к тому же столичный и, следовательно, извращенный, беседует в укромном месте с доверчивой розовощекой дошкольницей.

- Да, забыли, - вздохнула девочка, сделав лицо печальным. - Они всю ночь гуляли с соседями по месту, а утром уехали сердитые и больные.

- И мама уехала?

- Да.

- Не вспомнив о тебе?

- Нет, мама вспомнила, спросила папу - он мне отчим. Они поговорили, посмотрели в машину, походили вокруг нее и, не найдя моих вещей, решили, что меня не было, что я осталась у бабушки.

Смирнов сел перед девочкой на корточки и посмотрел в глаза.

- Насколько я понял, эту сцену ты наблюдала из-за дерева?

- Нет, я сидела в кустах наверху.

- А зачем? Что ты этим хотела доказать?

- Ничего не хотела. Мне просто хотелось остаться одной.

- Так они уехали утром и не вернулись?

- До вторника меня не хватятся. Мама во вторник выйдет на работу - она была на бюллетене, и утром придет бабушка сидеть со мной. И тогда они начнут меня искать.

- Но родители могут захотеть узнать, как ты поживаешь, и позвонят бабушке?

- У нее нет телефона.

- Понятно... А что ты с утра до вечера делала? И вообще, где вы стояли?

- Тут, недалеко, в щели. Я купалась, загорала. А когда люди ушли, стало страшно, и я пошла к вам. Как вас зовут?

- Женя.

- Дядя Женя?

- Как хочешь. А тебя как?

- Оля.

- А почему ты пошла ко мне? Я ведь страшный?

Смирнов скорчил зверскую гримасу. Девочка засмеялась.

- Нет, вы добрый. Я смотрела на вас сверху. Вы пели хорошую песенку и смотрели на красивый закат.

Смирнов, готовя площадку для ночевки, вспоминал ночь, проведенную с Ксенией. И напевал Окуджаву. "И в день седьмой, в какое-то мгновенье она явилась из ночных огней".