Руслан Белов - Крайняя маза

- Ну, говори, не томи, - попросил Стылый, заинтересовавшийся не менее своего начальника.

Мария Ивановна, молчала, уставившись в пятно крови, буревшее под ее глазами на ковролине.

- Ты чего? - обеспокоился Смирнов.

- Да так, припоминала... - бетон более чем другим мешал ей говорить свободно. - Паша действительно кое-что рассказывал по теме... На яхте они гуляли. То ли на Рижском взморье, то ли на Клязьминском водохранилище. И одного человека утопили. Который, как они считали, общие деньги присваивал. Паша потом говорил мне, что он настоял, чтобы беднягу бросили в воду не только с грузом на шее, но и с ножом в руке. Друзья сначала возражали, но потом решили развлечься и принялись веревки на скорость резать. Резали, резали и, в конце концов, скрутили по данным эксперимента пятиминутную веревку... Ну, значит, такую, которую за пять минут, не меньше, ножом перерезать можно...

- Ну и что? - спросил Борис Михайлович, не сводя воспаленных глаз с женщины. - Выплыл ворюга?

- Нет. Он так перепугался, что нож из руки выронил, до воды еще не долетев.

- Испугался - погиб... - изрек Евгений Александрович любимую фразу.

- Еще Паша говорил, что обманул дружков. В том месте, где к веревке камень крепился, ее за три минуты можно было перерезать. В воде, да еще с закрытыми глазами. Понятно, почему обманул... Ведь это он деньги крал, и это его должны были топить.

- Повезло нам с ним, - одними губами усмехнулся Борис Михайлович. - Наш Паша Центнер, оказывается, в своем роде джентльмен. И нам с вами всего лишь надо найти алмазную пилу где-нибудь на кухне и распилить наши так ладно скроенные одежды.

- Или надеяться, что господин Смирнов во сне из своей выскользнет, усмехнулся Стылый.

- А этот человек, которого Центнер вместо тебя мучил... - не обратив внимания на реплику, вперился Смирнов в усталые глаза смотревшей на него Марии Ивановны. - Ну, тот разорившийся бизнесмен. Ему Паша оставил шанс выбраться?

Мария Ивановна опустила веки.

- Оставил... - выдавила она.

- Какой? - насторожился Смирнов. Он почувствовал, что услышит нечто ужасающее.

- Паша сказал, что если этот бизнесмен, Вадимас Ватрушкайкис по имени, найдет слова и уговорит меня освободить его, то я могу не опасаться наказания...

Мария Ивановна замолкла. Она набиралась сил. Или вновь переживала случившееся.

- Почему можете не опасаться? - не вынес паузы Борис Михайлович.

- Он сказал, что если я сжалюсь, отпущу его, дам уйти, то он, Паша Центнер, просто-напросто приведет на его место другого человека, - плача, сказала Марья Ивановна. - Приведет, отрежет, то, что надо и будет использовать по назначению...

- И этот Ватрушкайкис уговаривал тебя? - спросил Смирнов, весь охваченный сопереживанием.

- Да... - прошептала Мария Ивановна. - Я каждый вечер приносила ему еду, и он убеждал меня отпустить его, дать уйти. Обещал, клялся, молол, плакал, рассказывал о парализованной после автокатастрофы жене и двух маленьких белокурых дочурках, Эльзе и Лауре. Я, рыдая, слушала, слушала. Обнимала и целовала его, ласкала и гладила, но отказывалась... Лишь однажды не удержалась, разрезала один ремень, но вовремя спохватилась...

- А что, Паша и в самом деле посадил бы на его место другого? - спросил Смирнов.

- Факт, - хмыкнул Стылый. - Центнер веников не вяжет. И приговоренных у него полно.

- Без сомнения не вяжет... - подтвердил Борис Михайлович.

- Негодяй, - выцедил Евгений Александрович. И оглянулся по сторонам, вдруг осознав, что поведанная Марьей Ивановной трагедия происходила не где-нибудь, а в комнате, в которой он находится. " Если бы я знал, порезал бы его на кусочки, сложил бы в ведро и пошел собак кормить. Ей богу, пошел бы" - подумал он, вспомнив, как по-божески похоронил Центнера.

- Да нет, почему негодяй, - едва заметно покачал головой Борис Михайлович. - Отнюдь. Просто обществу надо было делать из него не гангстера, а театрального артиста или кинорежиссера... Или чекиста на худой конец.

В комнате, тускло освещенной настенным светильником, воцарилась тишина. Первым ее нарушил Стылый.

- Помните те пять минут, которые Центнер отвел своему утопленнику на освобождение? - сказал он, позевывая. - А вы не подумали, что пока мы тут рассуждаем на тему особенностей психики Центнера, четыре из наших пяти минут уже истекли?

- Что вы... - испугался Борис Михайлович. - Неделю я еще проживу. Я уже освоился.

- Это ваш Женечка неделю проживет с его лишними килограммами веса, потому как подкожный жирок - это не что иное, как вода, - ласково посмотрел на начальника Стылый. - А вы, худосочный язвенник, через сорок восемь часов загнетесь на всю катушку...

- Дурак, чему ты радуешься, - недовольно скривился Смирнов. - Ты упустил из виду, что скончавшийся первым, отравит жизнь оставшимся. Отравит в прямом и переносном смыслах.

Борис Михайлович воспрянул духом. Смерть его тем или иным образом огорчит трех человек. Это радовало. На воле рассчитывать на это ему не приходилось.

Евгений Александрович смотрел на Марью Ивановну. Она смотрела на него. Они вспоминали себя, счастливых, счастливых вдвоем, счастливых там, недалеко, всего лишь за этой стеной.

***

В комнате стало тихо. Было слышно, как тикают настенные часы. Они показывали девять утра. Борис Михайлович не выдержал первым. Описавшись, он притворился, что спит. В девять пятнадцать спали все.

5. Уронить на Марью Ивановну...

Первым проснулся Смирнов. В комнате пахло мочой. Мария Ивановна, казалось, не дышала. Борис Михайлович похрапывал с присвистом. Один из свистов разбудил Стылого. Протяжно и звучно зевнув, он обернул лицо к Смирнову и спросил, отирая пальцами уголки глаз:

- Что вы, граф, предпочитаете на завтрак?

- Два яйца всмятку, тостики и кружку крепкого чая с молоком. Можно еще пару бутербродов с ветчиной, тарелку наваристого борща с косточкой побольше, пару котлет из жилистого мяса и бутылку хорошего портвейна. Потом хорошо пойти в огород, закурить "Captain Black" со сладким фильтром и посмотреть, как растут баклажаны. Но это летом, на даче. А зимой или осенью лучше оставаться в постели до обеда.

- С любимой женщиной?

- Естественно, виконт. Я сплю только с любимыми женщинами. В отличие от вас.

- Ты чего-нибудь придумал?

- Да. Во сне я увидел тот сейф.

Смирнов указал подбородком на двухкамерный несгораемый шкаф, стоявший за Марьей Ивановной.

- Гм... - задумался Стылый.

- Если его уронить на Марью Ивановну, то это так не идущее ей платье может разойтись по швам.

- А ее тебе не жалко? Хорошая женщина, сам ведь говорил...

- Я думаю, что с ней ничего не случиться, - спрятал глаза Смирнов. Тем более, что я в голову не возьму, как его уронить. Телекинез тут не поможет, он весит килограмм двести.

- Телекинез?