Фридрих Незнанский - Модельный дом

— Отправил за решетку не один десяток убийц и прочей хренотени, — кисло ухмыльнувшись, добавил Турецкий.

— Да. Да, да! Именно это я и хотела сказать.

Откровенно говоря, ни о чем подобном Александр Борисович никогда не думал, и ответом было неуверенное пожатие плечами да идиотская гримаса, которую он так и не смог согнать со своего лица.

— Признаться, нет.

— А зря, — с долей материнского укора в голосе, подытожила Марина. — неплохо бы и вам, да и мне тоже, порой задумываться о том, внутри чего мы живем и что нас всех окружает.

— Может быть, вы в чем-то и правы, — вынужден был согласиться Турецкий, — но при чем здесь ваш муж, это ограбление с вывернутыми наизнанку карманами и все то…

— Вот и вы тоже про ограбление, — перебила Турецкого Марина. — Хотя на самом деле…

— Что? Что на самом деле?

— Да не было никакого ограбления! — взвилась Марина. — Не было! Была попытка убийства и похищение тех бумаг и документов, которые лежали в его кейсе. Что, кстати говоря, преступнику удалось сделать.

— Откуда такая уверенность?

— От верблюда! — совсем уж по-детски огрызнулась Марина. — Игорь — журналист, причем очень хороший журналист, завотделом расследований, и та аура, которая образовалась вокруг него…

— Вы хотите сказать, что вокруг вашего мужа столпилось столько людей, желавших его гибели, скопилось столько зла и откровенной ненависти, что все то, что случилось в подъезде вашего дома, — логическая концовка профессиональной деятельности вашего мужа?

— Да!

Она произнесла это коротенькое слово с такой убежденностью, что в это уже невозможно было не поверить, и Турецкому не оставалось ничего иного как спросить:

— И все-таки, откуда подобная уверенность? Ему что, звонили, угрожали, может быть, встречали в том же подъезде и требовали унять свой журналистский пыл?

— Было и такое, — кивком подтвердила Марина.

— И что? Я имею в виду реакцию вашего мужа.

— Да ничего. Просто схохмил как-то, что кто не рискует, тот не ужинает с коньяком, и на этом все закончилось.

«Кто не рискует, тот не ужинает с коньяком». А еще говорят, «волков бояться, в лесу не сношаться».

Турецкий покосился на Марину. Интересно, к какой все-таки категории журналистов относился Игорь Фокин?

Видимо, догадавшись, о чем думает Турецкий, Марина усмехнулась уголками губ и совсем уж кисло произнесла:

— Хотите спросить, большим ли правдолюбцем является Игорь? Отвечу честно, нет. Хотя поначалу был упрямым максималистом. Но потом, когда поварился в московской клоаке и увидел изнанку того, что в прессе принято называть элитой…

— А он что, не москвич?

— Слава богу, нет. Мы оба саратовские, но то, что удалось зацепиться за Москву, считаем большой удачей.

«Слава богу, да, и слава богу, нет, — невесело усмехнулся Турецкий. — Вот и попробуй разберись, где тут правда».

— Выходит, «журналистский гнев» вашего мужа — всего лишь способ закрепиться на Москве? — не очень больно ударил Турецкий, «обидевшийся» за самого себя и за всех коренных москвичей вкупе.

— Ну, не совсем так, конечно, — спохватилась Марина, — но не об этом речь. Игорь, повторяю, профессионал, каких мало, и его фамилию еще никому не удавалось замарать грязью, хотя попытки такие бывали и не раз. К тому же, он никогда не спекулировал своими материалами, и за это его уважали в редакции. А это, как вы догадываетесь, стоит немалого.

Да, не мог не согласиться с Мариной Турецкий. Завоевать уважение коллег в крупном столичном еженедельнике стоит немалого. И, поднявшись до определенных высот в еженедельнике, который бился за своего читателя «горячими», а то и просто «жареными» публикациями, в коих было все, начиная от «клубнички» до раскрутки самых громких преступлений, обозреватель отдела расследований Игорь Фокин имел соответственно большое количество врагов. И те могли бы пожелать ему все что угодно, только не здравая.

Крути не крути, но выходило, что права все-таки жена журналиста, а не следователь межрайонной прокуратуры, увидевший в нападении на Фокина всего лишь элементарное ночное ограбление, а не попытку убийства, на чем настаивала Марина.

— Скажите, Марина, а ваш муж не называл случайно тех людей, которые хоть как-то угрожали ему, возможно, по телефону или через подставных лиц?

Марина вздохнула, как только может вздыхать на сцене драмтеатра примадонна.

— Нет! По крайней мере, не припомню такого. К тому же, Игорь оберегает меня, как может, и оставляет весь свой рабочий негатив за порогом дома.

— Учитывая вашу мнительность и нервозность? — стараясь не перегнуть палку поинтересовался Турецкий.

— Может быть, и того и другого понемногу, — призналась Марина. — Но главное, пожалуй, Игорь видит во мне не только актрису, которая может отыграть любой спектакль в любом состоянии, но и человека, женщину в конце концов, которой далеко не все равно, с каким настроением она выйдет на сцену.

Зная людей, которые тащат в семью весь тот негатив, который накопился за день, Турецкий одобрительно кивнул.

— Что ж, вашего мужа можно только уважать. И все-таки, откуда вы знаете о тех угрозах, которые шли в адрес Игоря?

— Телефон, — как о чем-то само собой разумеющемся, произнесла Марина. — Телефон, я имею в виду домашний. Только за последний месяц было с десяток звонков с угрозами расправы.

— То есть, вы снимали трубку, когда мужа не было дома, и…

— И начинали говорить, что если Фокин не угомонится и не уймет свой журналистский пыл, будет плохо не только ему, но и мне.

— А о вашем будущем ребенке никто никогда ничего не упоминал?

— Как же! — усмехнулась Марина. — Было и такое. Причем всего лишь неделю назад. Какой-то очень грубый мужской голос почти просипел в трубку, что если Игорь не желает думать о себе, то пусть хотя бы подумает о своем наследнике.

— Он что, так и сказал — «Игорь»?

— Господи, да о чем вы! Все сказанное я как бы перевела на русский язык. А то, что я услышала… «Твой козел писучий» — это, пожалуй, было самым удобоваримым из всего монолога. Дальше был сплошной мат.

— А вы? Я имею в виду вашу реакцию.

— А что я? Я тоже воспитывалась не в салоне благородных девиц. Сказала этому скоту, что он сам козел недорезанный, и если он все еще дорожит своими яйцами, из которых можно сделать глазунью, вывалив их на раскаленную сковородку, то пускай он закроется и навеки забудет этот номер телефона. Мол, все звонки записываются на диктофон, и в случае чего…

— То есть, попытались запугать?

— Ну, не то чтобы запугать, но надеялась, что моя отповедь произведет нужный эффект.

— И ?..

— Этот козел сказал, чтобы я не особо-то распускала свой язык, мол, его и укоротить можно, однако заткнулся и бросил трубку.