Фридрих Незнанский - Имя убийцы

Женское тело лежало ничком на крохотной полянке. Он перевернул его, осветил лицо, завыл в отчаянии, как волк на полную луну. А ведь действительно в черном небе сияла полная луна, жгла противным ядовитым светом. Еще минуту назад она была спрятана за облаками… Почему она одна? Где оперативники?! Он же настаивал, чтобы обязательно взяла подмогу! Лицо Эльвиры было сплошной мертвецкой маской — маской страдания, глаза закрыты, рот приоткрыт. Ее ударили в живот — оружием острым и, безусловно, смертельным. Какое-то время она пыталась зажимать рану, потом успокоилась, сил уже не оставалось…

Кровь уже не текла. Он отупело смотрел на нее, не в силах оторвать взгляд. Потом поднял, словно дорогущую хрустальную вазу, начал пробиваться с телом на площадку перед гостиницей. Положил недалеко от машины, бросился в здание, сжимая пистолет.

По холлу растекался мертвенно бледный свет — такой же бледный, как лицо убитой девушки. За стойкой администратора никого не было. Он шагнул к двери, на которой висела табличка «Служебное помещение», распахнул ее, различил тихий жалобный стон — ахнув, стал нашаривать на стене выключатель…

Антонину Андреевну, похоже, крепко саданули по голове. Грузная женщина сидела на ковре посреди помещения, пыталась приподняться, держалась рукой за голову. Смотрела на Турецкого исполненными ужаса глазами.

— Это не я вас, Антонина Андреевна, — уверил Турецкий, подлетая к женщине. Он помог ей подняться, на что потребовалось немало сил и энергии, усадил на кушетку.

— Боже мой:.. — твердила женщина слабым голосом, — боже мой… До чего мы дожили…

— Вы в порядке, Антонина Андреевна? — он осмотрел ее голову. Просто шишка, слава богу!

— Да, со мной все в порядке… Мне срочно нужен аспирин… Молодой человек, вы не дадите мне аспирин? Он в ящичке в столе…

Он метался по узкому служебному помещению, искал таблетки, звенел графином. Чуть не смахнул с тумбочки старомодный телефонный аппарат. Женщина выпила лекарство, глубоко вздохнула. Взгляд ее понемногу становился осмысленнее.

— Что стряслось, Антонина Андреевна?

— Я не знаю, молодой человек… Я сидела за стойкой в холле, читала газету… Потом пришла сюда — хотела заварить кофе. Я всегда поздним вечером завариваю себе кофе… Подключила кофеварку, вдруг за спиной открылась дверь, ударили по выключателю, стало темно, я не успела даже толком испугаться, как меня…

— Вы точно в порядке, Антонина Андреевна?

— Да, наверное…

— Немедленно звоните в милицию. Скажите, что погиб работник милиции…

Он двигался по коридору, машинально сбавляя шаг. Неужели в его номере… его ждут? Почему бы нет? Работник милиции в кустах обезврежен, гостиничная работница выбыла из строя — в служебное помещение посторонние, как правило, не заходят, постояльцев с гулькин нос… Он остановился у четвертого номера, помялся, но все же решился постучать. Открылась дверь, на пороге стояла Маргарита. Раздетой она не выглядела, но лицо было заспано, помято, некрасиво. В прошлый вечер он видел перед собой другую женщину. Она изумленно уставилась на пистолет в его руке, медленно подняла голову. Он приложил палец к губам, выразительно кивнул в конец коридора, прошептал:

— Не уверен, что все так, как я думаю, но чем черт не шутит… Поможете?

Она кивнула, метнулась в номер, выскочила спустя мгновение с зажатым в кулачке маленьким пистолетом. На цыпочках подкрались к номеру Турецкого, встали, прижавшись к стене, по обеим сторонам двери.

— В чем дело, Александр Борисович? — прошептала Маргарита.

— Вы спали?

— Я дремала….

— Ничего не слышали?

— Нет.

— В номере может кто-то находиться. А, может, и нет. Я потом вам все объясню. Милиция уже едет… надеюсь. Но, думаю, нет смысла ее ждать…

Он осторожно прикоснулся к двери — как к оголенному проводу, толкнул от себя. Дверь была заперта, именно в таком состоянии она и должна находиться. Он извлек прикрепленный к примитивному брелоку ключ, медленно вставил в замочную скважину, провернул… Глубоко вздохнул и посмотрел на Маргариту. Женские глаза блестели в полумгле загадочным блеском.

— Где у вас выключатель? — прошептала она.

— Слева, над головой… Зачем вам? Я сам войду, вы просто подстрахуйте.

Она оттерла его плечом, он не успел выразить протест, как она ворвалась в номер, вспыхнул свет! «Ничего себе, — ошеломленно подумал он. — Надеюсь, она не из тех, которые, кроме как убивать, ничего не умеют…»

— Лежать! — проорала Маргарита. Вспыхнула яростная возня, Турецкий очнулся, бросился в номер. Взгляду предстала исполненная идиотизма картина. На мятой ковровой дорожке корчился перепуганный журналист Мышкевич. Его корежило от страха и боли, физиономия исходила красными пятнами. Он норовил приподняться, в горле булькало, он хотел многое сказать.

— Лежать! — повторила Маргарита, толкнув его ногой в плечо. Мышкевич повалился, захныкал.

— Александр Борисович, уберите эту фурию… Боже, у меня, кажется, нога сломана…

Турецкий бегло осмотрелся. Других посторонних в номере нет, окно нараспашку (а пять минут назад было закрыто!). Он бросился в ванную, где не задержался, метнулся кокну.

— Александр Борисович, я ни в чем не виноват… — хныкал Мышкевич. — Я приехал сюда сразу, как вы и говорили… Я даже машину оставил во дворе соседнего дома, чтобы не светилась… Подошел к гостинице, здесь не было никакой милиции, хотя вы говорили, что она будет… Меня никто не остановил… Внутри тоже никого не было, я постучал в вашу дверь, кто-то открыл, меня втащили внутрь, у вас в номере было темно… меня бросили, я, кажется, сломал ногу о ножку стола… ой, как больно… — Его действительно крючило, казалось, ой сейчас взорвется от раздирающей его боли. — Я, наверное, на несколько минут потерял сознание, не помню…

— Александр Борисович, займитесь этим вундеркиндом, я посмотрю на улице. — Он снова не успел опомниться, как Маргарита спрыгнула с подоконника и растворилась во мраке.

— Честное слою, Александр Борисович, вы, наверное, что-то не то подумали… — булькал Мышкевич, молитвенно таращась на Турецкого. — Ну, не сам же я себе ногу сломал, в конце концов… Вас кто-то ждал в номере, я не видел его лица, все так быстро произошло… Вам его уже не поймать…

Турецкий опустился в кресло, взялся за голову, в которой разгонялась веселая карусель. Следить за событиями и держать их под контролем он уже не успевал. Мышкевич оперся на больную ногу, заорал очень выразительно и вновь принялся кататься по полу.

— Послушайте, Александр Борисович… — он отдышался, заговорил срывающимся голосом. — Я знаю, у кого из районной прокуратуры была связь с генералом Бекасовым. Подозреваю, это была любовная связь. Длилась она недолго, но кто его знает…