Эдуард Хруцкий - Приступить к ликвидации

Лена почти висела у него на руке — безвольно и расслабленно.

— Ты чего, мужик? Чего? — под дурачка затараторил Никитин, медленно, шажок за шажком, приближаясь к нему.

— Стой. Я крови не хочу.

— Ты чего, чего?

— Стой! Бросайте оружие и отходите к стене. Иначе...

Пистолет в его руке ходил ходуном, глаза были бессмысленно пусты от страха. И Никитин понял, что от глупого ужаса этот человек вполне может надавить на спусковой крючок. Он вынул из кармана ТТ и бросил его на землю. Бросил и отошел. Самохин сделал то же самое.

Он посмотрел на часы. Лена с сопровождающими давно уже должна была пройти. Значит, что-то случилось. Возможно, что-то задержало их.

Он зашагал к арке.

Артист отпустил Лену, и она осела прямо в снег. Держа пистолет наизготове, он подошел к брошенному оружию.

«Наклонись. Ну наклонись, сука», — мысленно просил его Никитин. Он напряг ноги и весь стал как сжатая пружина, готовая расправиться стремительно и сильно. Артист подвинул ногой его пистолет к себе.

И тут Никитин увидел Данилова.

Он сразу же оценил обстановку. Девушка лежала на земле, в снегу валялись пистолеты, а этот хлыщ в коже пытался ногой подтянуть к себе ТТ.

Данилов вскинул пистолет и выстрелил. Под аркой выстрел прозвучал ошеломляюще, пуля ударила у ног Артиста. Он вскрикнул, обернулся на секунду. Всего на секунду. И Никитин прыгнул. Прыгнул и сбил его на землю. Отлетел в сторону пистолет.

Баранов пытался вырваться. Но что он мог сделать против Никитина?

Щелкнули наручники.

— Эх, дать бы тебе в глаз. — Никитин длинно выругался, Самохин и Данилов поднимали Лену. Ревя мотором, под арку влетела «эмка».

— Что? — крикнул Быков.

— А, ничего, — достал пачку «Беломора» Никитин, — последние папиросы сломал из-за этой падали.

На столе лежали вещи, отобранные у Баранова. Пистолет «Чешска-Зброевка», модель «В», калибр 5,6, замысловатый нож, выполненный в виде лисички. Морду плексигласового зверька почти закрывала кнопка. Нажал — и пружина выкидывает узкое лезвие. Паспорт. Сложенная вчетверо бумага-броня. Удостоверение Москонцерта, где написана должность — артист. Данилов развернул броню. Бланк, печать. « Освобожден от призыва в армию по май 1944 года артист Москонцерта Баранов Евгений Петрович как участник фронтовых бригад ». Подпись, печать. Все на месте. Только никому в Советском райвоенкомате не известен был гражданин Баранов тысяча девятьсот девятнадцатого года рождения. Там стояла отметка — выбыл в эвакуацию.

Еще лежали на столе деньги. Десять тысяч. Две пачки дорогих папирос. Записная книжка. И конверт местного письма, наполовину оторванный, но адрес на нем сохранился: Колпачный пер., дом 7, кв. 23. Латовой В. Р. для Баранова.

И еще одну вещь нашли в кармане пальто Баранова, «Голубень» — сборник стихов Есенина.

Данилов прочел первое стихотворение — прекрасное стихотворение об убитой лисице, которое он впервые увидел еще в шестнадцатом году в журнале «Нива». Потом другое, третье...

Напевность есенинских строк на какое-то время заставила его забыться. Он потерял ощущение реальности и времени.

В двадцать втором году Данилов был на выступлении поэта в Доме печати, и его очаровал красивый человек, читавший стихи звучным, чуть грустным голосом.

Ему не пришлось побывать на похоронах поэта. Данилов в тот день был в Воронеже. Потом — госпиталь. И о смерти его узнал только через несколько месяцев.

В середине тридцатых годов о Есенине начали скверно писать. Некоторые ревнители поэзии называли его чуть ли не литературным подкулачником...

Стукнула дверь, Данилов неохотно оторвал глаза от книги.

Вошел Серебровский.

— Ваня, значит, ты все-таки этого парня заловил?

— Взяли мы его, Сережа.

— Допрашивал?

— Пока нет.

Серебровский взял со стола книгу.

— У него нашел?

— Да.

— Я в сорок первом однотомник Есенина выменял на три бутылки коньяка. Я Есенина и Симонова люблю очень.

— Лирик ты, Сережа.

— Ваня, ты когда этого парня допрашивать будешь?

— Да прямо сейчас.

— Не возражаешь, если я посижу у тебя?

— О чем ты говоришь, конечно.

Данилов поднял телефонную трубку.

— Приведите Баранова.

Серебровский сел на диван, в темноту, вытянул ноги, достал папиросы. В коридоре послышались тяжелые шаги конвоя. В дверь постучали.

— Да! — крикнул Данилов.

Вошел старшина.

— Товарищ подполковник, арестованный Баранов доставлен.

— Заводи.

У него даже ниточка усов обвисла. Совсем не тот был Женька Баранов. Совсем не тот. С фотографии глядел на мир самоуверенный красавец удачливый и избалованный. А в кабинете сидел человек с растрепанными волосами, в ботинках без шнурков, в костюме, который сразу же стал некрасиво помятым.

Данилов повернул рефлектор лампы к задержанному, и тот зажмурился от яркого света, бьющего в лицо.

— Баранов, вы находитесь в отделе борьбы с бандитизмом Московского уголовного розыска. Мы предъявляем вам обвинение по статьям 59.3, 72, 182, 73, 73.2, 107, 59.4 УК РСФСР. То есть вы обвиняетесь в участии в бандитской группе, в подделке документов, незаконном ношении огнестрельного оружия, сопротивлении представителям власти, спекуляции, принуждении к спекуляции несовершеннолетних и уклонении от воинской службы. Вам понятен смысл статей?

— Ты забыл еще сто девяносто третью. Разбойное нападение на Елену Пименову, — сказал из темноты Серебровский.

Баранов молчал, только дышал часто и тяжело, как человек, взбежавший на десятый этаж.

— Вам понятен смысл статей, гражданин Баранов?

Баранов попытался что-то сказать, издал горлом непонятный звук.

Серебровский встал, шагнул в свет лампы.

— Ну, Артист, чего молчишь? Будь мужиком. Умел пакостить, умей держать ответ. А суд чистосердечное признание всегда в расчет принимает. Хочешь пойти молчком? Так по военному времени тебе по одной 59.3 высшая мера светит.

— Я никого не убивал! — крикнул Баранов. — Не убивал я и не грабил!

— А папиросы из продмага на улице Красина? — спросил Данилов. — Там, между прочим, Баранов, человека убили.

— Не был я там, не был! — завизжал Артист.

— Откуда папиросы взял? — Серебровский наклонился к задержанному.

Баранов испуганно дернул головой.

— Наслушался от блатников. Это у вас руками махать можно. Нам закон не позволяет. Ну?

— Давали мне их, — чуть слышно проговорил Баранов.

— Кто давал, не помните, конечно? — насмешливо поинтересовался Данилов.

Баранов молчал.

— Хотите, я за вас изложу то, что вы хотите нам рассказать? Молчите? Так слушайте. Однажды на Тишинском рынке к вам подошел человек, лицо его вы плохо помните, он предложил вам купить водку, шоколад, консервы, папиросы. Пистолет вы нашли на улице. Обойму снаряженную — там же. А шрифт брали исключительно из любви к полиграфии. Это ваша версия, Баранов, слушать ее мы не намерены. Вы должны рассказать нам о человеке, который сделал вам фальшивую броню, для кого вы доставали шрифт, кому отдавали деньги за реализованный товар. Вот что мы хотим услышать. Вы знаете этого человека?