Фридрих Незнанский - Дурная слава

— Все не угомонишься?

— Конечно нет! И не надейся!

— Ладно, вызову, побеседую.

— Пиши телефоны его и московский адрес. Это мы уже надыбали. Ну бывай, начальник! До связи!

На следующий день в кабинете Меркулова сидел черноволосый мужчина лет тридцати пяти. Они разговаривали уже около получаса. И чем дольше говорили, тем больше нравился Меркулову бывший генеральный директор клиники «Престиж».

— Насколько мне известно, несколько лет тому назад вы занимались раскруткой одной из частных московских клиник? — спросил Меркулов.

— Вы имеете в виду клинику «Меномед»?

— Да.

— Занимался. Это был мой первый опыт в роли топ-менеджера.

— И весьма успешный, насколько я знаю.

— Да, оказалось, мне это удается.

— Что именно?

— Реализация инвестиционных проектов.

— В сфере медицины?

— Не важно, в какой сфере. Есть определенный алгоритм действий. Достаточно прийти в компанию, понаблюдать пару месяцев, как она работает, и из убыточного, никому не интересного предприятия сделать высококачественный продукт, имеющий высокий спрос на рынке.

— Ваша деятельность была связана с Максимом Юрьевичем Муравьевым?

— Да, — чуть помедлив, ответил мужчина. — Он мой работодатель. Он ставит передо мной задачу, я, как топ-менеджер, ее выполняю.

— Это сложная работа, быть топ-менеджером?

— Сложная. Ты приходишь в компанию, где тебя никто не знает. Где свои устои и правила игры. И ты вынужден заставлять людей работать более эффективно. Тебе доверяют огромные суммы инвестиционных средств, и ты следишь за тем, чтобы каждый доллар или рубль был израсходован по назначению, а не пропал в бездонных карманах подрядчиков. Что касается клиники «Престиж», огромное здание в центре города, здание, которое мы не строили заново, что гораздо проще, а встраивали в уже имеющийся архитектурный ансамбль, используя по максимуму то, что можно и нужно было сохранить, — это огромное здание было выстроено за год. Никто не верил, что ровно через год от начала строительных работ клиника переедет со своих ста метров площади и начнет работать. Но так и вышло. В части здания еще шли отделочные работы, а в другой уже принимали пациентов. Я умею максимально эффективно использовать каждый метр площади, каждую единицу оборудования, труд каждого работника и каждый вложенный доллар.

— Но как вы могли руководить медицинским учреждением? Вы же не врач.

— Я занимал должность генерального директора, а не медицинского. Конечно, я не врач. Я не разбираюсь в сугубо медицинских проблемах, но организация и реорганизация производства, запуск новых предприятий — это я умею делать хорошо.

— Почему вы ушли из клиники «Престиж»?

— Мой работодатель прервал контракт.

— То есть вы ушли оттуда по приказу господина Муравьева?

— В общем, да. У него появились новые идеи. «Престиж» уже состоялся, рекламная кампания дала свои плоды — к ним пошли пациенты. Собственно, моя миссия была на этом закончена.

— М-да… Жаль, что столь блестящие молодые люди работают на… преступников. Вы удивлены? А это именно так. Вы знаете, что нами возбуждено уголовное дело по факту смерти некоторых пациентов клиники «Престиж»? — Меркулов внимательно смотрел на своего визави.

Тот выдержал взгляд и, помедлив, ответил:

— Я этого, разумеется, не знал. Может быть, речь идет о врачебной ошибке?

— Может быть. Хотя вряд ли. Когда заявления об «ошибках» переваливают через сотню… Что тут говорить…

Мужчина молчал.

— У вас не было ощущения, что в клинике делается что-то противозаконное?

— Ощущения — это недоказательно. Положим, они у меня в определенный момент возникли. Но этот момент совпал с желанием моего работодателя прервать свои отношения с клиникой.

— Почему? Вы ему что-либо рассказывали? Может быть, вас смущали какие-то действия кого-либо из врачей? Вы, весьма умный и наблюдательный человек, не могли ничего не видеть.

— А что я должен был видеть? Вы задаете провокационные вопросы, Константин Дмитриевич. Я был очень плотно занят своей работой. И повторяю, я не врач. Если у вас есть ко мне более конкретные вопросы, я’ постараюсь ответить. Если нет… прошу простить, мое время расписано по минутам.

— Но ведь я могу задержать вас даже не на минуты, а на гораздо более долгий срок.

— Не думаю. На каком основании? И потом, у меня хорошие адвокаты. Да я и без них скажу вам, что совесть моя абсолютно чиста, ибо я не делал ничего противозаконного, я выполнял свою работу. Если ее результатами воспользовались… преступники, как Вы выразились, это не мой вопрос. Вести же беседу вообще, рассказывать, чем мне приятен тот сотрудник и неприятен этот, а вы ведь хотите спровоцировать меня на такой разговор, так вот — этого не получится. Если бы я поддерживал подобные разговоры, я был бы безработным. А на меня, смею вас уверить, очень большой спрос. И Потому время мое ограничено. Если у вас есть что предъявить мне — предъявляйте. Если нет, позвольте откланяться.

— Что ж, пожалуй, закончим. Мне нравится ваша четкая позиция, да и вообще вы, безусловно, человек незаурядный, а потому хочу предостеречь вас: выбирайте работодателей более тщательно. А то можно угодить с ними в общий котел уголовной ответственности…

— Спасибо, буду иметь в виду, — ответил неулыбчивый мужчина и удалился.

Вечером того же дня он связался с Муравьевым и объявил о своем уходе.

— Почему? — удивился тот. — Разве я мало плачу? У меня новый проект наготове. Как раз под тебя.

— Нет, Максим Юрьевич, благодарю, но я уже получил другое предложение.

— Я тебя чем-нибудь обидел?

— Нет, и поэтому хочу вас предупредить, что питерской клиникой интересуется Генеральная прокуратура. До свидания.

Муравьев почесал макушку, немедленно связался со своими людьми на Большой Дмитровке, получил информацию и тихо ошалел.

— Гаденыш… Я ему всю жизнь помогаю, а он… Это же под меня будет бомба! Он-то что? Так, плесень, а мое имя к его грязным делам пришьют суровой ниткой… И тогда конец карьере, это без вопросов… Не только карьере, вообще…

Он схватился за телефон.

В среду вечером в Питер выехал бронированный «Вольво S80» и неприметная «шестерка» с форсированным двигателем. Четверо мужчин, занимавшие автомобили, получили самые широкие полномочия.

Гоголёв вслух читал заявления граждан. На столе лежала высокая стопка исписанных листков.

— Однако, круто развернулись Стрельцов с компанией… даже если половина того, что изложено в заявлениях, правда, тянет эта народная правда на…

— Лет на пятнадцать, — прикинул Грязнов.

— Вплоть до пожизненного, — вставил Турецкий.

— Можно? — В проеме двери возник оперативник с видеокассетой. — Последняя запись из клиники. Вчерашняя.