Анатолий Степанов - В последнюю очередь. Заботы пятьдесят третьего года

― Я тебя посажу, Виля, к этим самым блатарям посажу, ― пообещал Смирнов.

Виллен успокоился, посмотрел на него, презрительно фыркнул:

― Не посадишь. Руки коротки. Да и за что, собственно, ты можешь меня посадить?

― За многое. И на порядочный срок.

― Излагай, что имеешь, ― предложил Виллен и откинулся на стуле: слушать приготовился.

― Твоя любовница, Елена Петровна Муранова, работает на той самой меховой фабрике. Сечешь?

― Ну, и что это доказывает?

― Пока ничего. Но я Елену Петровну потрясу, как умею, и кое-что докажу. Зрячую наводку докажу.

― Не докажешь. Дальше.

― А дальше ― твоя доля в меховом деле.

― Нет моей доли, все Колхознику отдано было.

― Чтобы тот как можно быстрее засветился. Пили, что ли, вместе и ты его на опохмелку денег добывать отправил на рынок?

― Не докажешь, ― повторил свое Виллен.

― Жбана под пулю подставил. Мне Валерия призналась. Ты ей говорил, будто от меня слышал, что Жбан всех на следствии заложил, и поэтому, мол, самый малый срок ему в суде отмотали. Девчонка тут же, естественно, все Цыгану доложила. Как ты посмел сестру свою в это кровавое болото затянуть?

― Я не собираюсь слушать твои нравоучения.

― Как ты устроил, чтобы Жбан пошел через Тимирязевский лес?

― Догадайся.

― Догадаюсь. И докажу подстрекательство к убийству.

― Не докажешь.

Смирнов вдруг успокоился, расслабился и, уподобясь Виллену, откинулся на стуле.

― Ты хуже их, Виллен. Они хоть по своему кодексу чести действовали. А ты с ними в дружбу играл, в наперсниках и мудрых советчиках у них ходил. И потом ― нож в спину. Ты хуже их всех.

― Ты, Саня, судя по всему, когда клопов моришь, руководствуешься какими-то этическими нормами? Я ими не руководствуюсь.

― А чем ты руководствуешься? ― устало поинтересовался Алик и сел на диван. Виллен вместе со стулом развернулся к нему и объяснил:

― Руководствуюсь я, Алик, одним. Всякое зло должно быть наказано. И по возможности уничтожено.

― Зло, а не люди, ― возразил Алик.

― Люди, творящие зло, ― не люди.

― Тогда и ты не человек, ― решил Смирнов. ― И я должен тебя уничтожить.

― Не сможешь, Саня. ― Виллен был спокоен, рассудителен, несуетлив. Хорошо подготовился к разговору. ― Не дам я тебе такой возможности.

― Ты их навел на Столба, ты им разъяснил, что он сделал отначку. Ты, вручив Цыгану пистолет, спровоцировал перестрелку, в которой Цыган был убит.

― Тебе ли, профессионалу, не знать, что все это недоказуемо! Украл у меня пистолет Цыган, украл, и все дела. Единственное, что ты можешь мне пришить, ― незаконное хранение огнестрельного оружия. Да и то не мне одному. Пистолет-то наш общий с Алькой был.

― Угрожаешь, Робин Гуд вонючий?! ― опасно полюбопытствовал Смирнов.

― Не угрожаю, нет. ― Виллен же был доброжелателен. ― Знакомлю вас с истинным положением дел. Да, кстати, Куркуля вы уже взяли?

― Он застрелился, ― сказал Смирнов. ― И пацана хорошего, Стручка, застрелил.

― Очень мило, ― резюмировал Виллен.

Алик поднялся с дивана и попросил его:

― Встань.

― Пожалуйста, ― весело согласился Виллен. Он знал, что сейчас Алик ударит, но не боялся этого.

Алик ударил его в челюсть. Виллен осел на пол. Прилег.

― Зря руки мараешь, ― огорчился за Алика Смирнов и стал глядеть, как будет очухиваться Виллен.

Виллен открыл глаза, перевернулся на живот, встал на четвереньки. Цепляясь за столешницу, поднялся. Поморгал глазами, подвигал челюстью, проверяя сохранность. Как ни в чем не бывало спросил у Смирнова:

― Ты-то что ж хорошего пацана не выручил?

― Не сумел, ― признался Смирнов и, хлопнув ладонью о стол, добавил: По недомыслию.

― Не огорчайся, ― утешил его Виллен. ― Не было хорошего пацана. Был маленький подлый вор.

― Тебе все люди отвратительны, да? ― вдруг понял Алик.

― Не все. Но большинство, ― подтвердил Виллен.

― И мы ― в большинстве? ― Алик хотел знать все до конца.

― Пока что в меньшинстве, ― ответил Виллен, хихикнул и скривился: мелкое трясение челюсти, необходимое для смеха, вызывало острую боль. Подождал, пока боль уймется, и продолжил: ― Поэтому и не хотел, чтобы вы докопались до всего до этого. Знал бы, что ты, Саня, Леркино письмо у Цыгана найдешь, хрена с два бы я вам фотографию с ее надписью показал...

― Знал бы, что я в старое дело нос суну, ты бы Елену с меховой фабрики уволил, ― продолжил за него Смирнов. ― Знал бы, что мы пистолет найдем, шурупчик бы заменил. Знал бы, что эксперты все до точности определят, труп ногой не переворачивал бы... Ты что, садист, Виллен?

― Нет. Просто проверить себя хотел ― ужаснусь ли.

― И не ужаснулся, ― докончил за него Алик.

― И не ужаснулся, ― согласился Виллен.

― Пошли, Алик. ― Смирнов поднялся. ― Существуй, Виллен.

Совсем стемнело. Они вышли из калитки и увидели Валерию. Ее белое платье светилось в ночи. Она сидела на лавке у штакетника.

― До свидания, Валя, ― попрощался Алик. Смирнов промолчал.

...Вышли на Красноармейскую и свернули на Малокоптевский. У дворовых ворот остановились, а во дворе опять танцы. Они стояли, смотрели, слушали.

― Как она теперь жить будет? ― спросил Алик.

― Кто? ― не понял Смирнов.

― Валерия, ― пояснил Алик.

― Ри, ― вспомнил Смирнов.