Сергей Высоцкий - Крутой поворот (сборник)

— А-а!! — весело пропел следователь. — Чую, что ты уже вживаешься в образ! Так, кажется, говорят киношники и работники угрозыска?

— Не морочь мне голову. У меня обед стынет, — буркнул Корнилов.

— Знали, товарищ подполковник. Все знали. Еще за несколько дней до катастрофы.

…Приехав после обеда в управление, Корнилов прежде всего взялся изучать заявление Горина в прокуратуру.

Старпом с «Ивана Сусанина» писал о том, что плавает на судне уже двенадцать лет. Начинал четвертым штурманом, старшим помощником ходит последние пять лет.

«Интересно, — подумал Игорь Васильевич, — от четвертого штурмана до старпома за семь лет — нормальный рост или нет? А пять лет старпомом? Если сравнивать с нашими продвижениями по службе, то даже слишком стремительно. А как там у них, в пароходстве, надо узнать». Он сделал пометку на листке бумаги.

Злоупотребления, в которых Горин обвинял капитана Бильбасова, старшего механика Глуховского, пассажирского помощника Коншина, штурмана Трусова и директора ресторана Зуева, были серьезными, и Корнилов подивился той легкости, с которой Вася Кондрашов заявил, что тюрьма им не грозит.

Прежде всего, конечно, Бильбасов…

За последние годы, писал старпом, капитан перестал считаться с экипажем, окружает себя подхалимами. От людей принципиальных, хороших штурманов избавляется, боясь конкуренции. Не раз допускал грубые нарушения судового устава, этики и даже законности. В 1975 году во время перехода из Пирея в Никозию, будучи в нетрезвом состоянии, избил иностранного пассажира, американца Арчибальда Бримана. Дело удалось замять только после того, как этому пассажиру преподнесли дорогой подарок. В том же году в Неаполе, капитан на целый час задержал теплоход, выручая из полиции старшего механика Леонида Глуховского, попавшего туда за пьяный дебош. В 1973 году во время круизного рейса вокруг Европы Бильбасов устроил большую попойку, справляя день рождения. Подарками, сделанными экипажу различными туристскими фирмами и советскими предприятиями, капитан распоряжается по своему усмотрению… Взял лично себе очень дорогой сервиз и телевизор… Одной пассажирке подарил из судового музея большого плюшевого медведя… — дальше шло перечисление капитанских бесчинств такого же рода.

«Из заграничных поездок капитан возит вещи для перепродажи. Это же делают Трусов, Глуховской и Зуев. О моральном облике Бильбасова говорит хотя бы один такой факт — он трижды был женат. Привлекался к уголовной ответственности, но скрыл это от руководителей пароходства. Пассажирский помощник, близкий друг капитана, вместе с ним пьет, имеет обыкновение во время рейсов заводить знакомства с женщинами. Груб с обслуживающим персоналом…»

— О, господи помилуй! — вздохнул Корнилов. — Чего только не бывает на белом свете. Со стороны кажется: капитан дальнего плавания обязательно красивый и подтянутый — воплощение корректности, высоких понятий о чести, а тут…

«Ну да ладно, мы свое дело сделаем, а разбираться со всей этой бытовщиной придется прокуратуре, — подумал он с некоторым облегчением. — И разбираться не один месяц. А как же очередные рейсы? С такими обвинениями в дальнее плавание не пошлют!» И снова сделал пометку на листе бумаги.

Игорь Васильевич никогда не писал в блокнотах. Брал лист хорошей белой бумаги, складывал его пополам и записывал все необходимое своим не слишком крупным и не слишком разборчивым почерком. На листке бумаги получалось нагляднее, можно было все вопросы охватить разом, единым взглядом. Сопоставить их, сравнить. А в записной книжке, казалось ему, все дробилось, расплывалось по страницам. К тому же на каждое дело не будешь заводить записную книжку, а путать одно с другим Корнилов не любил. Так и хранились у него в сейфе пачки сложенных пополам листков бумаги. Каждый листок — дело. «Доживу до пенсии, — шутил подполковник, — начну по этим листкам писать мемуары».

Он опять подумал о заявлении покойного старпома и поморщился: «Хорошо все-таки, что я работаю в уголовном розыске, а не занимаюсь разбором жалоб и служебных проступков!»

Корнилов всегда считал, что копаться в мелких и гнусных делишках людей посложнее, чем работать с откровенными преступниками.

«Никогда не знаешь до конца, с кем имеешь дело, — думал Корнилов. — Но «клиентов»-то поставляют нам они! Колеблющиеся.

Он вызвал Варвару, секретаря отдела. Спросил:

— У тебя, Варюха, как с гражданским правом?

Варвара училась на юрфаке. На вечернем отделении.

— Зачетку показать? — улыбнулась она.

— Мы, Варюха, строим свои отношения с сотрудниками на доверии. Следовало бы давно усвоить.

— По гражданскому праву у меня трешник. На последней сессии схватила, — вздохнула Варя.

— Н-да-а, — огорчился Корнилов. — А я-то хотел с тобой проконсультироваться. Ну да ладно, обойдусь.

Варвара, иронически поджав губы, смотрела на подполковника. Но глаза у нее улыбались.

— Да, а морское право изучают нынче в университете? — поинтересовался он.

— Изучают. Факультатив. У меня пятерка!

— Ух ты! Поздравляю. А кто у вас главный специалист?

— Профессор Малинин.

— Ну ладно, Варя. Ты меня еще проконсультируешь по гражданскому праву. Когда пятерку будешь иметь. А сейчас предупреди Бугаева и Лебедева, чтобы зашли ко мне через полчаса. В шестнадцать ноль-ноль.

Варвара была уже в дверях, когда он спросил ее:

— А с криминалистикой как у тебя?

— Пятерка!

— Смотри! Чтобы здесь было все в порядке. Закончишь университет, зачислим в отдел. Не морским же правом тебе заниматься.

— А почему бы и нет? — спросила Варвара с вызовом. — Вы меня здесь опять чай заставите на совещаниях готовить.

Корнилов погрозил ей пальцем.

«Жаль, что Белянчикова нет, — подумал он, когда за Варварой закрылась деверь. — Его бы к этому делу подключить!»

Юрий Евгеньевич уже неделю как загорал и купался в Прибалтике. Только что получил наконец майора. Успели перед отпуском отметить.

Белянчиков был колючим и трудным человеком, иногда чересчур упрямым, но споры с ним, как ни странно, помогали подполковнику или укрепляться в собственном мнении, или быстро находить свою ошибку. К тому же Юрий Евгеньевич был до предела собран. Они с Корниловым были совершенно разные. Некоторые черты характера Юрия Евгеньевича даже раздражали подполковника, но с годами он научился не обращать на них внимания. Относился как к неизбежному злу. Главное, что человеком Белянчиков был надежным. Надежным во всех отношениях…

В оставшееся до совещания время Игорь Васильевич наметил первоочередные дела. На листке появились новые записи:

«Куда ехал Горин? Узнать дома, у соседей».

«Съездить на место катастрофы».