Анатолий Безуглов - Следователь по особо важным делам

При чем здесь я? Потому и предсмертное, что пишет человек, который объясняет причину и так далее-.

Я молчал. Ждал, пока он выговорится. Залесскии остановился. И, видя, что я продолжаю молчать, добавил:

— Товарищ следователь, вы говорите такое, простите, что в голове не укладывается,

— Вы хорошо помните это письмо?

— В общих чертах. Его взял следователь, чтобы приобщить к делу…

— Это был второй вариант?

Залесекий посмотрел на меня с испугом, и, приложив красивую кисть руки к груди, страдальчески произнёс:

— Товарищ следователь, ну откуда мне знать, сколько вариантов написала Аня?

— Хотите, я вам напомню начало первого варианта?

— Может, вы действительно обнаружили что-нибудь… Но когда я утром, придя от Коломойцева, застал дома эту страшную картину, на столе было одно письма… — Он дрожащей рукой провёл по лбу.

— Я вам все-таки прочту. Слушайте. «Мой любимый!

Я любила тебя так, как никого никогда не любила. Полюбила со дня нашей первой встречи. Но ты раскрылся не сразу. Тогда я не понимала, что тебе для этого нужно время, и сомневалась в тебе, потому что ты говорил, правда шутя, что не женишься на мне…» Этот вариант вам не понравился…

— Почему мне?! —воскликнул он.

Мне показалось, Залесскии сразу же понял: у. меня есть какая-то важная улика и последним восклицанием он себя выдал.

— Возможно, вам обоим, — произнёс я миролюбиво. — Но по-моему, вам. Литературой занимаетесь вы…

— Не знаю, не знаю, о чем вы… — Залесскии не мог справиться со своими руками, со своими глазами.

Он был ошеломлён. Конечно, для него это — мистика.

Потому что набросок первого варианта, разумеется, уничтожили. Я был почти наверняка уверен, что мысли Залесского заняты тем, как я узнал о первом варианте. Он мучительно вспоминал, что с ним сделал…

— Так ответьте все-таки на мой вопрос, — настаивал я.

— То, что вы прочли, филькина грамота… — Залесскии начинал кипятиться. — Откуда вы это взяли, неизвестно. Так можно придумать бог знает что…

— Я вам потом скажу, откуда мне стал известен этот текст, — сдержанно остановил я его тираду.

— Где и что вы нашли, меня не касается, — сказал он, все более смелея.

— Так вы будете отвечать или нет?

— Не буду… Абсурд!

— Хорошо. А для чего писалось это письмо?

Залесскии возмущённо произнёс:

— Я же вам русским языком…

— Ладно, — оборвал я его, — Не будем тратить время попусту. Ознакомьтесь, пожалуйста…

Я протянул ему заключение Тихомировой. Залесскии, положив руку с документом на колено, углубился в чтение.

Листы мелко дрожали. Было видно, что он возвращается к прочитанному, читает и снова возвращается. Тянул время? Не знаю. В его состоянии трудно сразу воспринять такой сложный текст с научными выкладками. Лицо Залесского покрылось красными пятнами. На последней странице он остановил своё внимание надолго. Думает. Лихорадочно ищет, что ответить.

— Что скажете? — спросил я, не дожидаясь, когда он отдаст мне заключение.

Залесскии положил бумаги на стол, закрыл лицо рукой.

— Валерий Георгиевич, — сказал я доверительным тоном, — вы человек здравомыслящий. Сопоставьте два факта:

вы вместе с Аней пишете это письмо, потом вашей жены не стало. Какой напрашивается вывод?

Он встрепенулся и, отодвигая от себя воздух обеими руками с растопыренными пальцами, испуганно проговорил:

— Нет, нет… Это трагическое стечение обстоятельств…

Прошу вас, поверьте…

По-моему, он был сломлен.

— Хорошо. Объясните мне все. Заключение филологов для меня убедительно. Я верю в их вывод…

— Я объясню, объясню, — торопливо перебил он. — Составителем я не был… Неправильный термин. Редактором — это вернее. Нет, как бы это выразиться, литературная запись… Я хочу сказать, мысль, идею письма мы обсуждали вместе. А уж как написать, это я…

Я не стал спорить. Главное-он признавался.

— Для чего все это понадобилось?

— Я расскажу. Как было, так и расскажу. Воды можно?

— Конечно.

Если дошло до воды, значит, дело двинулось. Я весь напрягся. Сейчас Залесский скажет (или попытается скрыть) основное.

— Вы знаете, конечно, Аня и Ильин… Короче, в двух словах. Письмо было написано, чтобы Ильин наконец оставил в покое её и вообще нашу семью… Он преследовал Аню везде, в Вышегодске, в Крылатом… Я не буду говорить, хорошо или плохо я вёл себя по отношению к Ане. Эго наше семенное дело. Я к ней вернулся… Для Серёжки стал настоящим отцом. Наладилось у нас. Уехали от сплетён из Вышегодска. Так за каким чёртом он помчался вслед за нами в Крылатое? Лезет куда не надо… Почему, видите ли, она пошла работать в садик, а не работает в поле агрономом! Какое его дело? Аня была в положении, я заботился о её здоровье. В конце концов, о своём будущем ребёнке тоже… Он не давал Ане покоя… В совхозе смеялись. А мне каково? Драться с ним? Варварский способ решать взаимоотношения… Ну, прав я или нет?

Он ждал, видимо, сочувственного ответа.

— Продолжайте, — кивнул я.

— Мне передавали, что нц. видели вместе в ресторане в Североозерске.Вино заказывали. Я спросил у Ани, так ли это. Она ответила, что да. Только вино она не пила.

И якобы Ильин опять за своё принялся: почему не занимается общественной работой… В общем, при каждом случае, под видом этакого идейного деятеля все пытался с ней…

Л, — Залесский махнул рукой, — кто же вытерпит, Игорь Андреевич? Не скажу, чтобы я был очень ревнивый, но ведь любого можно донять… И вот как-то мы сидели, думали, что бы такое предпринять, чтобы Ильин убрался из Крылатого. Не знаю, у кого из нас первого возникла мысль о письме. Якобы он довёл Аню до того, что она решила покончить с собой. А я будто бы в последний момент спас её…

И показать это письмо Ильину…

— Так все-таки у кого возникла идея у вас или у Лии? — уточнил я.

— Какое это имеет значение?

— Имеет, Валерий Георгиевич.

— Может быть, у меня… Не помню точно… Ну, написали… Я сказал Ане, что если Николай сам не уедет, то пойду к Мурзину с этим письмом. Вот тогда бы Ильин тут же вылетел из совхоза… — Залесский вздохнул. — Вот зачем письмо… Ужасное совпадение…

— Вы показали письмо Ильину?

— Нет, не успел.

— Л когда оно было написано?

— Точно не помню. За неделю, кажется, до того. как она… — Залесский судорожно вздохнул.

— Хорошо, Валерий Георгиевич… Вы что, не были уверены в своей жене?

— Кто может быть уверен в женщине до конца? Тем более ухаживания Ильина в Вышегодске…

— А может быть, у вас разыгралось воображение? Почему вы не допускали, что Ильин действительно считал, что Ане надо работать по своей специальности? Заботился… Не потому ли вы уговорили Аню не вставать на комсомольский учёт?

— Она сама… — выдавил он из себя. Но я видел — лжёт. А Валерий продолжал: — Ильин заботился! Как бы не так! Верьте ему больше! Он и под меня копал…