Михаил Михеев - Запах «Шипра». Сочинский вариант

Я понимала, что сейчас происходят «смотрины», меня проверяют «на вкус и на цвет».

Колесов был понятен, его интерес ко мне элементарно прост. Но доверие Аллаховой нужно еще завоевать. В ее глазах я должна стать этакой лихой бабёнкой, которая если еще не научилась ловчить и воровать, то и не против того, чтобы этому научиться, а пока любит пожить в свое удовольствие, не делает из моральных вопросов проблем и умеет пить.

Это была роль Нилы Снижко из первого акта…

Только здесь была не сцена, здесь все было всерьёз. Делам Колесова и Аллаховой соответствовали вполне настоящие статьи Уголовного Кодекса. И в бутылке, которую держал Колесов, находился не чай, как на сцене, а настоящий коньяк, который нужно было пить.

Что ж, я и буду пить!…

Я молча подвинула Колесову свою рюмку. Я не сказала: «Ах, мне немножко, чуть-чуть!» Он налил половину, помедлил. Я молчала. Тогда он наполнил рюмку до краев и себе налил столько же. Из портфеля достал целлофановый пакет с засахаренными дольками лимона, надорвал его и положил на стол.

Я заметила, что Аллахова с любопытством поглядывает на мою порцию коньяка — рюмка была внушительной.

Колесов произнес обычную формулу:

— Со знакомством!

Однако ни он, ни Аллахова не пили, а продолжали за мной наблюдать. И тогда я махом выпила весь коньяк. Не спеша поставила рюмку на стол.

— Ну, вы молодец! — сказала Аллахова.

Я сделала вид, что не сразу, поняла, к чему относится эта похвала, потом пожала плечами, как бы говоря: «Ну, подумаешь, какие пустяки!»

Колесов пододвинул мне пакет с лимоном. Я взяла одну дольку, аккуратно стряхнула с нее сахар. Я боялась здесь «пересолить», но, кажется, всё сошло. Только Валюта взглянула на меня с брезгливым сожалением.

Надо было рассчитываться с Колесовым. Я положила бутылку в свою сумку и достала из нее четвертную.

Колесов было запротестовал, и весьма энергично:

— Бога ради, Евгения Сергеевна!

— Нет-нет! — заявила я. — Вы еще успеете подарить мне следующую бутылку.

Я решительным жестом положила деньги на стол. Он вздохнул, пожал плечами и полез за бумажником.

Он не успел его достать. В кабинет быстро вошла, почти вбежала уже знакомая мне бронзово-рыжая заместительница Аллаховой. Увидя меня — постороннего человека, — она несколько замешкалась.

— Ты чего, Таня? — спросила Аллахова.

В это время дверь слегка приоткрылась и мы заметили в просвете синюю милицейскую форму.

Это был очень молодой лейтенант милиции, он вежливо задержался на пороге.

— Разрешите?

— Пожалуйста, — ответила Аллахова.

Лицо ее стало чуть напряженным.

Колесов поспешно поставил на пол недопитую бутылку с коньяком. Потом заметил деньги на столе, смял их в кулаке, сунул в карман. Бессонова откинулась на спинку стула и, широко открыв глаза, со страхом и ожиданием уставилась на лейтенанта.

Если лейтенант и обратил внимание на ту оторопь, которая охватила при его появлении всю компанию, то вряд ли сделал из этого какой-нибудь вывод.

Даже я растерялась поначалу, подумав, что районное отделение милиции, нащупав в своем районе какие— то следы деятельности Аллаховой, решило проявить самостоятельность и инициативу. Но тут же я сообразила, что в таком случае все было бы сделано иначе.

Аллахова поняла это, вероятно, даже раньше меня.

Сейчас она уже просто приветливо и внимательно разглядывала лейтенанта. Тот козырнул, представился:

— Из отдела охраны. Мог бы я увидеть директора?

Возможно, он хотел сказать «заведующего», но спутался, и Аллахова тотчас заняла свое режиссерское место.

— Что-то я вас не помню, — протянула она. — Вы, вероятно, недавно у нас работаете?

Это «у нас» прозвучало убедительно. Лейтенант понял. Он достал из кармана кителя удостоверение. Аллахова прочитала его не спеша, внимательно и вернула владельцу.

— Видите ли, — сказала она, — директора здесь нет. Их вообще не бывает на товарных складах. На складе есть заведующий. Валюша! Подай товарищу из милиции стул.

Валюша, наконец, очнулась, вспыхнула. Нервно вскочила, подвинула стул лейтенанту и сама отошла в угол к стене. Лейтенант поблагодарил, снял фуражку и сел. Аллахова улыбнулась ему ласково.

— Вообще-то рабочий день у нас закончился. Задержались мы случайно. Небольшое торжество, знаете…

— Я тоже зашел случайно, — заторопился лейтенант. — Был в ваших краях. Могу прийти завтра, в рабочее время.

— Ну, зачем вам лишний раз заходить. Может быть, мы все выясним сейчас.

— Вы подавали заявку на охрану склада?

— На охрану? Не помню. Таня, мы подавали такую?

— Да, еще в прошлом месяце.

— Значит, подавали. Неправильно написали, товарищ лейтенант?

— Нет, все правильно. Только мне нужно осмотреть охраняемые помещения. Проверить исправность затворов и самих дверей.

— Понятно.

— Но если сегодня поздно…

— Ничего. Для милиции мы готовы и задержаться. Вот моя заместительница Тиунова Татьяна Николаевна. Она вам сейчас покажет все наши затворы и замки. Таня, пройди с молодым человеком, пожалуйста.

Улыбаясь лейтенанту, поводя пышными плечами, Тиунова пригласила его в склад. Возле дверей они разыграли небольшую сценку «Проходите, пожалуйста!», и лейтенанту удалось пропустить Тиунову вперед. Кажется, вызывающая внешность спутницы произвела-таки на него впечатление: в конце концов, он был еще совсем молодой человек, и в жизни его интересовали не одни только затворы и замки.

Когда за ними закрылась дверь, Колесов облегченно вздохнул и откинулся на спинку дивана.

Аллахова глядела на него неодобрительно:

— Чего вы переполошились, Олег Владимирович? Даже смотреть на вас было неловко.

— Сам не знаю, — сказал Колесов. — Вот, грешен — не люблю милицию. Понимаю, что нужна, что меня бережет— и все такое. А вот как будто опасаюсь. И почему бы это? А вы как относитесь к милиции, Евгения Сергеевна?

Он явно пытался притушевать свое смущение.

— Тоже побаиваюсь. Нашему брату — торговому работнику — от милиции одни неприятности.

— Вот, вот! — обрадовался Колесов. — Именно так. А кто из нас в чем не грешен. Купил не там, продал не так, гляди…

Колесов замолчал внезапно, и я увидела, что он смотрит на Бессонову. И Аллахова тоже смотрит на нее. А Бессонова стояла в углу, запрокинув голову. Лицо ее было бледным, глаза крепко зажмурены, и по щекам сбегали слезинки.

— Валюша… — тихо сказала Аллахова. — Что с тобой? Чего ты молчишь, я тебя спрашиваю!

Бессонова не отвечала, и в комнате повисла тревожная тишина. Колесов взглянул на меня, беспокойно задвигался. Потянулся было за бутылкой, но раздумал. Лицо у Аллаховой опять стало напряженным, как при появлении лейтенанта милиции. Я была уверена, что, не будь меня здесь, она сейчас, вероятно, крикнула бы на Валюту, хлопнула ладонью по столу или даже ударила бы ее.