Михаил Михеев - Запах «Шипра». Сочинский вариант

— Аллахова, заведующая Главным складом,

— А я думала — замминистра.

— Для Королёва она больше, чем замминистра.

Я наивно удивилась:

— Почему так?

— Почему, почему… Поработаешь у нас — сама поймешь.

Илья Ашотович, оставив секретарше свои бумаги, вышел из приемной, поздоровавшись на ходу с моей соседкой.

— Бабаянц, — пояснила она. — Главный ревизор. Тоже фигура, сама понимаешь.

Я понимала. Как ни мал был мой опыт в торговых делах, я уже знала, что самый добросовестный работник не гарантирован от случайных излишков или недостач и что любая ревизия неизбежно тревожит даже порядочного работника, — о непорядочных я уже и не говорю. Многое здесь зависит от ревизора…

В приемную проскользнул и просеменил к столу секретарши щупленький человечек с папочкой под мышкой.

— Люсенька! У Аркадия Игнатьевича кто есть?

— Аллахова у него.

— Ах, Светлана Павловна… так, так.

Он нерешительно повертел в руках папочку, затоптался возле стола. Секретарша продолжала заниматься своими бумагами.

— И давно она там?

— Только что вошла.

— Так, так…

Человечек вопросительно посмотрел на секретаршу, но та была опытным работником и успела усвоить, что не ее дело советовать что-либо.

— Пожалуй, я попозже загляну.

— Что ж, приходите попозже.

Он так же быстренько выскользнул из приемной. В это время Аллахова вышла из кабинета. До дверей ее провожал сам Королёв — коренастый мужчина с усиками, в сером дакроновом костюме с каким-то значком на лацкане пиджака. Он поклонился ей в дверях четко и официально: «Всего доброго, Светлана Павловна!»

На этот раз Аллахова заметила мою соседку, кивнула ей, окинула меня взглядом и ушла.

Замдиректора Королёв выглянул в приемную. Девчушки вскочили разом.

— Ко мне? Проходите, пожалуйста.

Он пропустил их в кабинет, закрыл дверь.

— Вежливый, — сказала я.

— Вежливый, — согласилась моя соседка. — Алименты платит.

Мою заведующую складом Маргариту Петровну Сосновцеву все ее сослуживцы звали просто Рита Петровна. Я стала звать ее так же.

Складик был маленький, и обороты его были невелики, поэтому я как товаровед одновременно числилась и заместителем заведующего. Если бы запись в трудовой книжке соответствовала действительности, то новая работа не доставила бы мне особых хлопот. Но мне не хватало практики. Чтобы не повторить ошибки своего предшественника, не спутать сукно с драпом, мало эту разницу знать по учебнику, нужно еще и драп и сукно пощупать руками: никакая теория здесь не может заменить отсутствие опыта.

— Товароведу, как саперу, — говорила Рита Петровна, — ошибаться тоже нельзя. Живой, правда, останешься, но статью схватишь, как пить дать.

И я старалась не ошибаться.

«Конторой склада» у нас называлась небольшая клетушка, отгороженная фанерными щитами. В ней стояли три небольших столика, Риты Петровны, мой и бухгалтера — пожилой молчаливой женщины, весь рабочий день дымившей «Шипкой».

Грузчиками на складе работали две женщины. Одна — местная жительница, вторая — приехала из села где-то за Новокузнецком. «Маша из Чугунаша», как ее звали, была девица лет тридцати, мощного сложения, под девяносто килограммов веса. Как рассказывала Рита Петровна, отец Маши был алкоголик и умер в психиатрической больнице. Дочь рассчитывалась за непутевую жизнь родителя умственной отсталостью.

Когда у Маши появлялись вопросы, а появлялись они по всякому поводу, она вваливалась в нашу «контору», и от ее мощных и размашистых движений стены нашей клетушки ходили ходуном.

Голос у Маши был звонкий, по-детски пронзительный.

— Рита Петровна! — вопила она. — Рита Петровна!…

— Ну, что у тебя там?

— Машина пришла.

— Дальше что?

— Привезли, эти самые… сервизы которые…

— Какие сервизы? Мы не получаем сервизы.

— Привезли. Вот такие!… — и Маша широко разводила руки. — Деревянные, с дверками…

— Серванты? — догадываюсь я.

— Вот, вот, серванты, эти самые…

— Фу, чтоб тебе! — ворчала Рита Петровна. — Ты сколько у меня времени работаешь?

— Два года уже, Рита Петровна!

— Два года! Два года имеешь дело с материальными ценностями, сколько их туда-сюда перетаскала, а все серванты с сервизами путаешь. Сервизы — это фарфор, посуда. Чашки, такие белые, понимаешь?

— Понимаю, Рита Петровна! — радостно вопила Маша.

Она вываливалась за дверь, тут же возвращалась, и фанерные стены нашей «конторы» опять содрогались, а со стола вихрем сдувало все накладные.

— Рита Петровна!… А куда эти самые… сервизы ставить?…

Подобные разговоры происходили почти ежедневно, однако Рита Петровна в Маше, что называется, души не чаяла и всячески опекала ее. Маша была здоровая и работящая. На складе не было такой вещи, такого ящика, который она не смогла бы передвинуть, поднять, перенести куда следовало. «Грешно говорить, — признавалась Рита Петровна, — не было бы мне счастья, если бы не ее несчастье, где бы я такого работника нашла. Да ещё непьющая — цены ей нет».

И когда под руками Маши, от излишнего усердия, что-либо рвалось или ломалось, то Рита Петровна без лишних упреков возмещала убытки из своего кармана.

Борису Борисовичу я сообщила по телефону о своем трудоустройстве. Он спросил, не нужно ли мне чего, есть ли у меня деньги, и пожелал счастливой работы.

С Петром Иванычем мы ужились сразу, будто знали друг друга десяток лет. Кухню я взяла на себя, оставив ему только «кофе по-бразильски». Мы не делали «из еды культа», и здесь все шло отлично. В редакцию Петр Иваныч ходил не каждый день. По вечерам мы играли в шахматы или смотрели по телевизору подходящую картину. Тем для вечерних разговоров у нас, конечно, хватало.

Постепенно осваивалась и на работе.

Склад наш был старенький, неухоженный. Посреди двора грузовики, разворачиваясь при выезде, выбили здоровую яму, после дождей она сразу заполнялась грязью до краев, и колеса машин развозили ее по всему двору. Старые работники склада уже ко всему привыкли, но мне эта грязь, лезущая через порог, была противна донельзя. Рядом со складом, через улицу, строился фундамент для будущей «девятиэтажки», десятки самосвалов возили туда гравий и цемент. Я направилась к прорабу и попросила завезти нам во двор одну машину гравия. Соседи все-таки!

Прораб, охрипший от усердного руководства, оскорбленно удивился. «Вы что, девушка? У меня не частная контора, а государственная стройка, какую еще там машину…»

Я пожаловалась Рите Петровне. Она взглянула через окно на злополучную яму.

— Грязно, говоришь? А прораб гравию пожалел…

Она посмотрела на меня иронически и покинула контору. Я занялась накладными, а через несколько минут во двор к нам заехал самосвал и вывалил в яму целую кучу гравия. Рита Петровна протянула водителю зеленую бумажку, тот взял ее, белозубо улыбнулся и уехал.