Бернар Миньер - Не гаси свет

Звук идет снизу: поднимался по лестнице, растекался по коридору и проникал в комнату через приоткрытую дверь. Хозяйке не чудится, слух ее не обманывает — это опера… Она с первых тактов узнает третий акт «Мадам Баттерфляй», в котором Чио-Чио-сан убивает себя. Господи, как же ей холодно… Дуэт Пинкертона и Шарплеса:

Мадемуазель Болсански узнает голоса шведского тенора Николая Гедды и Марии Каллас в постановке, которой дирижирует Герберт фон Караян. Это запись из ее коллекции дисков.

Мила садится на кровати. Голоса певцов рвутся вверх, заполняют собой все уголки погруженного в темноту дома. Тома… Он сейчас проснется… Женщина смотрит на красные стрелки будильника: пять или шесть минут четвертого. Стекла вздрогнули от очередного раската грома. Мила до боли в глазах вглядывается в темноту.

Эта музыка… Ей хочется плакать.

Хозяйка встает и накидывает халат. Сил у нее совсем не осталось, пустая голова гудит… Она, как лунатик, добирается до двери, выходит в коридор и щелкает выключателем, но свет не зажигается. Ну конечно…

Дверь в комнату Тома закрыта.

Его мать в три шага преодолевает расстояние до лестницы и замечает внизу слабый свет.

Где-то горит лампа. На лестничной площадке свет тоже не зажигается, но она все равно начинает спускаться, медленно и осторожно. Сердце ее подстраивается под ритм музыки, как у актрисы, ждущей за кулисами театра команды «ваш выход!».

Сотни взглядов обращены на нее из темноты. Зрители замерли. Они надеются стать свидетелями триумфа и слегка опасаются провала.

Раздается сильный и звонкий голос меццо-сопрано Лючии Даниели — Сузуки:

Мила наконец понимает, что свет горит в коридорчике, ведущем к ванной, по другую сторону от кухни. Она срывает с магнитного держателя один из ножей. О, Господи, эта музыка! Какая красота! И какая печаль! И вот наконец голос Марии Каллас — Баттерфляй:

Новый раскат грома: шумовик работает на совесть… Женщина пересекает кухню, входит в коридор… Свет становится ярче. На левой стороне приоткрыта дверь… Свет горит в ванной.

Она толкает створку кончиками пальцев левой руки — в правой у нее зажат нож. В нос ударяет запах воска — тяжелый, одуряющий, свет множества свечей отражается на потолке и стенах, пляшет на лице покойницы, которая не умерла, на ее бритом черепе, обросшем легким пушком. Огоньки дрожат в ее зрачках, глаза, густо накрашенные черной тушью, смотрят пристально и спокойно, взгляд выражает холодную решимость. Миле начинает казаться, что она сходит с ума. Это мадам Баттерфляй! Чио-Чио-сан. Женщина в темном кимоно с набеленным лицом, глазами-щелочками и ртом, похожим на шрам от скальпеля!

Галлюцинация рассеивается, и она видит… о, ужас! Покойница. Привидение. Прозрачный призрак за завесой поднимающегося от воды пара наставляет на нее пистолет.

— Добрый вечер, — произносит Кристина, а Каллас поет:

В голове у Болсански бьется единственная мысль: Тома, почему он не просыпается, ведь музыка звучит все громче?

— Брось нож, — приказывает Кристина. — Раздевайся и полезай в ванну.

Она могла бы сказать «нет», могла оказать сопротивление, но зачем? Всё — физическая слабость, усталость последних дней, музыка, заполнившая собой весь дом, — понуждает ее подчиниться. Она лишилась воли, утратила желание сражаться. Она просто… устала… Да и оружие в руках призрака не оставляет ей выбора. Мила разжимает пальцы, и нож падает на пол, звякнув лезвием о кафель. Мила сбрасывает одежду, и та тоже падает к ее ногам. Пар обволакивает ее, и тело начинает блестеть от пота.

— Давай, — спокойно повторяет Кристина.

Болсански долго стоит неподвижно, но потом поднимает ногу, перешагивает через бортик и замечает длинную «опасную» бритву. На лезвии отражается огонек свечи. Она медленно опускается в теплую воду, садится и на короткое мгновение чувствует облегчение: наконец-то можно расслабиться, «отпустить вожжи»! Ей как будто бы опять, второй раз за вечер, удается оказаться в утробе матери. Но как же Тома?

— Мой сын! — вскрикивает Мила.

— Не беспокойся. Он спит, — отвечает ее несостоявшаяся жертва. — Мы о нем позаботимся…

— Мы?

Баттерфляй поет:

— Его отец и я, — поясняет Кристина. — Лео займется твоим сыном, признает его и воспитает: он мне поклялся. Тома будет носить обе ваши фамилии… Он пойдет в самую хорошую школу, получит лучшее образование. Мила… Тома никогда не узнает о случившемся. О том, что сделала его мать. Лео скажет, что ты попала в аварию. Он дал мне слово чести. Но при одном условии…

Пот заливает лицо Болсански, и она моргает, пытается осознать слова призрака. Их смысл постепенно доходит до ее сознания. Ужасный смысл.

— Что за условие? — шепчет она голосом, слабым, как дыхание птички.

Призрак переводит взгляд на бритву. Мила вздрагивает.

— Я видела, как ты умерла, — говорит она. — Я в тебя стреляла.

— Холостыми, — пожимает плечами Кристина.

— А кровь?

— Киношные штучки: мешочки были спрятаны под свитером и лопнули в нужный момент. Такое легко достать. Мне оставалось изобразить конвульсии — в нужный момент. Пришлось, правда, прикусить до крови язык, чтобы из уголка губ тоже потекла струйка…

— Но… а Маркус?

— Как только ты ушла, он помог мне вылезти. — Кристина улыбается. — А наркотик, который он мне якобы дал, был обычным витамином.

— Почему?

— Потому что Маркус продается тому, кто больше предложит, Мила, кому, как не тебе, это знать… Мы с Лео разбили наши копилки. Ты сама сказала: «Маркус нелюбопытен. Его интересует только размер гонорара». Уговорить его оказалось нетрудно, хотя страхового полиса я лишилась… Получив сообщение от Денизы, я сразу поняла, что это ловушка. Позвонил Лео и сказал: что-то готовится. Он узнал это от Маркуса, а тот — от тебя. Маркус все и организовывал. Выбора мы ему не оставили: либо помогаешь нам, либо садишься в тюрьму.

— Где он?

— Кто? Лео? Следит за сыщиком…