Олесь Бенюх - Гибель Эстонии

— Медведь медведю шкуру никогда не попортит, — услышал Стромберг за собой сдержанный баритон. Не оборачиваясь, ответил:

— Есть, есть чему людям учиться у природы.

Он отошел от загона шагов на двадцать. Бёрн молча последовал за ним. Потянул слабенький сентябрьский ветерок, Стромберг лениво расправил пятерней упавшие на глаза густые волосы.

— Вот ваша и ваших людей доля за августовскую партию. Здесь семьдесят тысяч долларов, — он передал Бёрну дешевенькую бумажную папку — в таких папках студенты носят конспекты. Бёрн спокойно взял папку, улыбнулся скупо, снисходительно, словно профессор, принимающий для проверки курсовую работу своего питомца. Сказал, глядя на посетителей у медвежьего вольера:

— Когда следующая партия?

— Через две недели.

— Надо бы проверить всю цепочку. Один из моих агентов информирует, что где-то на континенте произошла утечка.

— На континенте! — легонько присвистнул Ёне. — Континент велик.

— Более точной наводки у меня нет, — ровным голосов сообщил Бёрн. Ёне кивнул, прощаясь, и молча вернулся к загону с медведями. Теперь под присмотром матери на земле резвились два медвежонка. Они боролись, кувыркались, негромко пофыркивая, иногда становились на задние лапы и смешно мотали головой, выпрашивая у посетителей лакомство. «Что мне известно? — думал Стромберг. — Известно, что из Москвы в Сингапур прибыл русский оперативник. Но это ещё вовсе не значит, что утечка произошла в России. Во всяком случае, в сообщении Кан Юая не высказывается даже предположения об этом. Проверку следует устроить по всему маршруту. Моя задача — мой участок, мои люди». Он мстительно улыбнулся, вспомнив как в прошлом году отдал приказ о ликвидации засланного в его организацию полицейского провокатора. Это была очаровательная блондинка и она знала, на что идет. По прозвищу «Датчанка», она и впрямь была из Копенгагена и однажды ночью разделила хмельное ложе с Ёне. На следующий день он велел своему верному контрразведчику Корвету проверить её на «приманку». Это означало выдать ей якобы весьма важную информацию, которая на самом деле была мастерски закамуфлированной «дезой», и проверить реакцию спецслужб.

— Причина? — осведомился Корвет.

— Уж больно она старалась околдовать сексом, — задумчиво ответил Ёне. — Слишком большое старание всегда подозрительно.

Спустя три дня Корвет доложил Стромбергу:

— Шеф, с «Датчанкой» приманка сработала безошибочно. Вы как в воду смотрели.

Сказано это было без лести, буднично, деловито — в организации знали одну непреложную истину: Ёне, как опытнейший сапер, не имеет права на ошибку.

— Высунулась военная контрразведка. Кстати, они с нами уже облажались вторично, — продолжал Корвет. — Дальше дразнить их опасно.

— В припадке ярости злобный пес разум теряет, — сухо отметил Ёне. И добавил, улыбаясь широко и ласково:

— «Датчанку» спеленать и отправить баиньки. Сегодня же.

Это означало замуровать ноги в бетонную тумбу, ночью вывезти в одну из глубоких бухт и там сбросить в море. Малоэстетичная, но неизбежная рутина в извечном противоборстве закона и его принципиальных оппонентов.

В детстве Ёне был тихим, застенчивым мальчиком. Лопоухий, лупоглазый, болезненный, он с готовностью услуживал более сильным и более нахрапистым сверстникам: носил ранцы, бегал за кока-колой, таскал записочки девочкам. Когда подрос, был вечным подающим шайбы, вылетавшие за пределы площадки, достающим сигареты и пиво, караулящим дерущихся или целующихся. Перелом наступил, когда Ёне исполнилось четырнадцать лет. Однажды жирный увалень Карл, одноклассник и сосед по дому, специально пустил в туалете струю мочи мимо писсуара и приказал: «Ну-ка, лопух, живо швабру в руки и вылизать все, до ка-пель-ки!» Бывшие при этом младшеклашки с удивлением и интересом ждали, что же будет дальше. Ёне покраснел как рак, из глаз его от обиды брызнули слезы. Он уже сделал было движение рукой в сторону стоявшей у стены швабры, но вдруг передумал и, зажмурившись, с раздирающим воплем, пригнув голову, ринулся на обидчика. Удар пришелся в лицо. Брызнула кровь, Карл отлетел к окну, разбил затылком стекло и медленно сполз по подоконнику на пол. С удивлением и ужасом глядя на Ёне, он прошептал: «Я же пошутил», Медленно размазал кровь по лбу и щекам, повторил: «Шутка. Извини…» Новость о победе Ёне над силачом Карлом вмиг разлетелась по колледжу. И так же в мгновение ока из «лопуха» и «затычки» он превратился в «викинга» и «сеграре» (победителя). И отныне всем, у кого он был хоть раз на оскорбительных побегушках, Ёне мстил и, как оказалось, довольно крепким кулаком, и весьма изобретательными унижениями.

На последнем году учебы в колледже Ёне перепробовал все доступные синтетические наркотики (кокаин и марихуану он познал в школе). Наблюдая жизнь и размышляя над увиденным (а природа щедро наградила его — среди прочих способностей — терпеливо и зорко наблюдать и неспешно и настойчиво размышлять), он задолго до совершеннолетия без чьей-либо подсказки пришел к выводу: слабые, а их большинство, погрязают в пороках; сильные, а их единицы, используют эти пороки к своей выгоде. И тогда же запретил себе раз и навсегда два пагубных пристрастия — наркотики и курение. Что же касается двух других — выпивки и женщин — то отношение к ним, вырабатывавшееся трудно и долго, сводилось в идеале к известному во всем мире возвышенному постулату: «Пить так шампанское, любить так королеву». Насчет плебейского «Воровать так миллион» речи вообще не шло. Речь шла о создании мощной структуры по торговле наркотиками.

Отец Ёне, избороздив в свое время все моря и океаны планеты, служил мелким клерком в известной пароходной компании. Мать, сколько он помнил, пела двусмысленные куплеты во второразрядных кафешантанах. Мальчик с детства видел и слышал всякое — чудовищные оргии, пятиэтажные ругательства. В сознании откладывалось худшее. Мечта жизни сводилась к абсолютному изобилию крон, фунтов, долларов. Однако, первая же сделка едва не окончилась трагично. Украв у матери две ампулы морфина, он удачно сбыл их приятелю-старшекласснику. Радостно пританцовывая, он возвращался из колледжа домой, размышляя о том, как удачно пустить в оборот без труда свалившиеся в руки денежки. Метрах в двухстах от колледжа его остановил тощий, неряшливо одетый субъект. Ухватив Ёне за рукав, он притиснул его к себе и, дыша перегаром, сипло произнес:

— На моей территории «райским товаром» торгую только я. Тебе это известно?

— Нннет, — испуганно выдавил из себя Ёне.

— Да-а? — задумчиво просипел субъект.

— Богом клянусь, дяденька!

— Ну, положим, на клятвы твои, сопляк, мне начхать. Ладно. Но — ещё разик-разочек согрешишь — и твой трупчик пойдет на корм морским рыбкам. Акууулам!