Фридрих Незнанский - Побег с «Оборотнем»

— Судя по тону, сенсации в твоем рассказе не предвидится, — подметил Турецкий. — Что же тебя насторожило?

— Не знаю, — задумался Нагибин, — просто охватило необъяснимое состояние… Знаете, когда вы чувствуете тревогу, почти панику, и не можете понять, откуда она исходит… А еще эти двое ребят из собственной безопасности. Они молчали, они просто слушали, о чем я говорю с арестованными, ни разу не вмешались, висели эдаким дамокловым мечом. Вы считаете, в преступной деятельности в этом городке замешан не только Поличный?

— Я вообще не знаю, замешан ли Поличный, — пробормотал Турецкий. — Происходит что-то странное, согласен. Неприятные личности вроде Махонина, следователя Худобина рулят ситуацией. Начальник УВД Короленко, возможно, не при делах. Думаю, ему усиленно пускают Пыль в глаза, прокручивают под его носом темные делишки.

— Вы поговорили с вдовой Дерябина?

— Да.

— Расскажете?

— А здесь, на первый взгляд, тоже все пристойно…

Он начал повествовать… и внезапно оборвал рассказ. Замолчал, нахмурился. Занимательная, хотя и вполне логичная мысль пришла в голову детектива. Он начал хлопать себя по карманам, вытащил сигаретную пачку, бросил в рот сигарету, поджег, рассеянно уставился в пространство. Нагибин, не дождавшись продолжения монолога, поинтересовался:

— Все в порядке, Александр Борисович?

Тот кивнул, посмотрел по сторонам, оторвал спину от диванной подушки, заглянул за нее. Потом за все остальные. Ощупал подлокотники, вскочил, исследовал заднюю часть дивана. Перескочил на соседний, проделал те же манипуляции, согнав Нагибина. Тот попятился, сделав большие испуганные глаза. Не найдя ничего особенного, Турецкий шагнул к подоконнику, ощупал невидимые части. Затянулся, уставился с прищуром на люстру.

— Что курим, Александр Борисович? — сглотнул Нагибин.

Он приложил палец к губам, отправился вдоль стен. Ощупал зеркала, приподнял картины, осмотрел их задние стороны, прошелся по комоду, выполняющему, скорее, декоративную функцию.

Еще раз покосился на люстру, скептически покачал головой, приподнял светильник со стола, придирчиво исследовав его подошву, повертел головой, ухватился глазами за журнальный столик, стоящий между диванами, злорадно оскалился…

Столешница была выполнена из закаленного стекла, но совершенно прозрачной не была. Вернее сказать, она вообще не была прозрачной. Турецкий опустился на колени, выгнул спину, чтобы взглянуть на заднюю сторону столешницы. Конституция и длинные ноги не позволяли этого сделать. Он раздраженно поморщился, сел на пол, затем лег на бок, всунул голову в пространство между столешницей и полкой с гламурными журналами. Не выбираясь оттуда, поманил пальцем Нагибина. Тот приблизился — на цыпочках, с испуганным лицом, пристроился рядом. Оба угрюмо смотрели на миниатюрную штуковину размером с половину кусочка рафинада, приклеенную к стеклу обычным пластилином. Нагибин потянулся было к ней, Турецкий перехватил его руку, изобразил губами, чтобы помалкивал. Оба выбрались из-под столика. Нагибин сел на край дивана — взъерошенный, он был похож на обиженного ребенка, которому вместо конфеты подсунули надутый фантик.

— И что мы все о делах, да о делах. — вздохнул Турецкий. — Пойдем, Олег Петрович, прогуляемся, пива попьем, на девчонок местных поглазеем…

Он шел по гостиничному коридору размашистым шагом. Гостиница жила своей обыкновенной жизнью. Мужчина и женщина с чемоданами вселялись в соседний номер, не могли попасть ключом в замочную скважину. Шмыгнула горничная со стопкой пакетов, набитых чистым бельем. Электрик на стремянке заменял неоновую лампу. Выронил отвертку, она, подпрыгивая, покатилась по полу. Нагибин шарахнулся от нее, как от змеи, зарделся… Слетев по лестнице, Турецкий метнулся через фойе, резко свернул, направившись к стойке администратора, но передумал, вновь зашагал к выходу. Нагибин повторял за ним все траектории. На улице уже стемнело. Ворча под нос, Турецкий мерил шагами покрытое тротуарной плиткой пространство. Подошел к пивному ларьку. Пристроился в хвост короткой очереди, с нетерпением стал постукивать ногой. Нагибин потянул его за рукав.

— Вы что-то понимаете, Александр Борисович?

— Разумеется, — фыркнул Турецкий, — я все понимаю. С первого же часа на дружеской земле, — он понизил голос, — нас подслушивают в номере.

— Знаете, я уже догадался, — фыркнул Нагибин, — не такой я тупой. Вопрос был о другом.

— Помолчи, Олег Петрович, дай подумать. И сам подумай — тебе не повредит.

— Может, не стоит пива, Александр Борисович?..

Ой, кто бы говорил…

— Стоит, Олег Петрович, стоит. Как раз сегодня этот освежающий напиток, относящийся к алкогольным, нам пойдет исключительно на пользу.

А ты поворотись, сынку, глянь-ка, не осуществляется ли за нами скрытое наблюдение…

Он купил два литра «Старого Загреба», взяв с продавщицы «честное-благородное», что пиво свежее, выпросил два пластиковых стаканчика, потащил Нагибина в запущенный парк на задворках гостиницы.

— Не могу понять, Александр Борисович. Вроде не следят за нами, но они ведь не дилетанты, верно? Светиться не будут?

Они сидели на лавочке в дальнем конце глухой аллеи — как современная молодежь: оседлав спинки, ноги на сиденьях, тянули пиво, оказавшееся без обмана свежим, встречали и провожали глазами редких прохожих, которые неодобрительно и удивленно на них косились.

— Мы влезли в дерьмо, Олег Петрович, с чем тебя и поздравляю.

— Замечательно, — откликнулся Нагибин, — а у меня «хэппибездэй» послезавтра. Время получать ненужные подарки…

— Поздравляю… впрочем, я уже поздравлял. На что ты рассчитывал? Что управимся до послезавтра?

— Да ни на что я не рассчитывал, — обозлился Нагибин. — Начальство призвало, я поехал, еще и вас с собой в дерьмо потащил. А денег все равно нет, какая разница, где встречать этот долбаный юбилей…

— А юбилей — это сколько? — покосился на него Турецкий. — Сорок восемь, что ли?

— Пятьдесят, — огрызнулся Нагибин. — Не такой уж я и старый, Александр Борисович. Это только на вид мне девяносто. И долго мы тут сидеть собираемся? Я уже замерзаю от вашего пива. Может, за водочкой сгонять? Чего вы так драматизируете? Подслушивающее устройство ни о чем не говорит. Может, от наших предшественников осталось? Убрать забыли. Или принято здесь так — на всякий случай обеспечивать всех постояльцев…

— Я уже не знаю, Олег Петрович, где ты шутишь, а где серьезно говоришь, — Турецкий тяжело вздохнул. — А дело, между прочим, серьезное. Мы объявили во всеуслышание, что в городке творится что-то нечистое. Возможно, местная милиция уже жалеет, что привлекла работников из столицы. Не думаю, что от нас избавятся сию же минуту — мы же все равно ничего не знаем… но осторожность с данной минуты не повредит.