Фридрих Незнанский - Петербургское дело

— А я похож на Блока, и что с того?

Тая чмокнула Андрея в щеку и со смехом шепнула:

— Блок мне нравится гораздо больше Маяковского!

Они еще немного поболтали: Тая — шутливо кокетничая, Андрей — так же шутливо изображая ревность. Потом он привлек девушку к себе, поцеловал ее в губы и сказал:

— Ты знаешь, мне сегодня приснился дурацкий сон.

— Какой?

— Как будто ты куда-то уехала. Навсегда.

— Дурачок, — ласково сказала Тая и ткнула его пальчиком в лоб. — Куда я могу от тебя уехать?

— Мало ли, — пожал плечами Андрей. — Вдруг твой отец решит вернуться на историческую родину. И увезет тебя в ваши дикие вьетнамские джунгли.

— Во-первых, вьетнамцы не живут в диких джунглях, он живут в городах и деревнях, — назидательно сказала Тая. — А во-вторых, я не хочу ни в какие джунгли. Мне больше нравится сосновый бор у вас под Кулебовкой. Возьмешь меня туда на летние каникулы?

— Еще бы! Если я тебя не возьму, меня бабушка со свету сживет. Она тебя обожает. Иногда мне даже кажется, что она не моя, а твоя бабушка. Я. ревную!

— И правильно делаешь. Твоя бабушка — просто золото! — Тая улыбнулась и добавила: — Но тебя я все-таки люблю больше.

На лице Андрея появилась блаженная улыбка.

— Только не зазнавайся, — насмешливо сказала Тая. — Ты не единственный красивый парень на свете.

— Может быть, — согласился Андрей. — Но ведь я еще и та-лант-ли-вый. К тому же никто и никогда не будет любить тебя так, как я. Иди ко мне!

Тут в дверь постучали.

— Эй, вы там, голубки! — раздался луженый басок Семена. — Хватит миловаться! Народ скучает и требует именинника!

— Кондаков, иди к черту! — крикнул ему Андрей.

Семен гоготнул за дверью, стукнул для порядка еще раз, затем по коридору зашлепали его удаляющиеся шаги.

Тая вздохнула:

— Мне надо Идти.

Она стала подниматься с дивана, но Андрей удержал ее за руку:

— Подожди. Поцелуй меня. И пообещай, что никуда от меня не уедешь.

Тая наклонилась и нежно поцеловала Андрея. Стерла пальцами помаду с его губ и сказала:

— Обещаю!

Голос Марии Леопольдовны звучал по-матерински ласково:

— С ребятами не попрощаешься?

Тая застегнула курточку и сказала:

— Нет, Мария Леопольдовна. Вы же знаете, я люблю уходить по-английски. Андрюша передаст им привет.

Мария Леопольдовна вздохнула:

— А может, останешься? Ну куда ты пойдешь в такой дождь?

Андрей сложил руки лодочкой и сделал умоляющее лицо:

— Правда, Тай, оставайся, а?

— Оставайся, — вновь улыбнулась Мария Леопольдовна. — Переночуешь в моей комнате, на диванчике.

Тая покачала чернявой головой.

— Нет, Мария Леопольдовна, не могу. У меня папа после операции. Я и на день рождения-то с трудом вырвалась.

— Я тебя провожу! — заявил Андрей, прихрамывая; прошел к вешалке и протянул руку за курткой.

Однако Мария Леопольдовна крепко взяла его за запястье и строго сказала:

— Врач говорил, что тебе еще пару дней нельзя выходить. Потерпи. Гипс снимут, и будешь гулять сколько влезет.

— Мам, не нагнетай, а! — протянул Андрей.

Но тут к уговорам матери присоединилась Тая.

— Андрюш, — ласково сказала она, — я сама быстрей добегу. Ты же знаешь, мне недалеко… Да и рано еще. И метро, и автобусы ходят.

— Да, но дождь… — неуверенно проговорил Андрей.

— Я ведь с зонтиком, не растаю!

Андрей колебался. Тогда Тая подбавила строгости и в свой голос:

— Если не хочешь, чтоб я обиделась, слушай маму. И береги ногу, она нам всем еще пригодится! А я тебе позвоню, как только приду домой. Честное слово!

— Ну хорошо, — нехотя сдался Андрей. — Но держись поближе к фонарям. И не вздумай идти на метро или автобус. Поймай тачку. Сейчас… — Андрей сунул руку в карман куртки, достал сотенную купюру и протянул ее девушке: — Держи!

Тая сделала протестующий жест, но Мария Леопольдовна на этот раз поддержала сына:

— Бери, Таечка. А не то мы тебя никуда не отпустим.

— Спасибо. — Тая смущенно взяла деньги и сжала их в ладошке. — Ну я пойду. До свидания, Мария Леопольдовна! Еще раз с днем рождения, милый!

Она чмокнула Андрея в щеку («Какая деликатная», — подумала про себя Мария Леопольдовна), повернулась и, махнув на прощание рукой, вышла из квартиры.

Мать вздохнула, потрепала Андрея по волосам и ушла к себе в комнату. Некоторое время он стоял в прихожей, задумчиво глядя на дверь. На душе было тревожно.

— И все-таки я должен был ее проводить, — пробормотал он себе под нос. — Мало ли что может случиться. — Однако тут же опомнился и, будучи таким же суеверным, как и его мать, быстро сплюнул через левое плечо и пристукнул костяшками пальцев по деревянному дверному косяку.

Затем повернулся и, припадая на больную ногу, направился в гостиную.

— А вот и виновник торжества! — веселым ревом встретили его гости.

На улице было сыро и ветрено. Накрапывал дождь, не сильный, но противный. Тая зябко поежилась и раскрыла зонт. Несколько секунд она постояла, вслушиваясь в перестук дождевых капель, решая, какой дорогой ей лучше пойти. Можно через освещенные дворы — к шоссе. Там легко будет поймать машину. Другая дорога, темная и страшная, пролегала через небольшой сквер и вела к метро.

«Держись поближе к фонарям. И не вздумай идти на метро или автобус. Поймай тачку», — вспомнила она строгий голос Андрея.

Тая улыбнулась. Чертовски приятно было сознавать, что о тебе кто-то заботится. Кто-то? Совсем не «кто-то»! А самый лучший, самый любимый человек. Тая подняла голову и посмотрела на освещенные окна квартиры Андрея, в глубине души надеясь, что он стоит у окна. Его, конечно, не было.

«Гости не позволили бы ему торчать у окна и таращиться на улицу», — подумала Тая и, еще несколько мгновений поколебавшись, двинулась в сторону шоссе. Она шла, вспоминая Андрея, его улыбку, его голубые, как лазурь, глаза и тихо бормотала под нос свои любимые стихи:

Это были стихи из книги Сэй Сенагон «Записки у изголовья», любимой книги Таи. Дело в том, что ее отец, вьетнамец по национальности, всю жизнь увлекался японской поэзией и культурой, а в молодости даже проходил стажировку и жил в Японии — года два или два с половиной. Он и сейчас частенько наведывался туда и изредка брал с собой дочь. Будучи «папиной дочкой», та с детства была увлечена картинами Хокусая и стихами Басе.

В России отец Таи оказался двадцать два года тому назад. Он приехал читать лекции по восточной культуре в Ленинградском (тогда еще) университете и сразу влюбился в эту страну. И не только в страну, но и в одну из студенток — Инну Осеневу. Через несколько месяцев они поженились, а еще через год на свет появилась Тая. Так отец остался в Санкт-Петербурге навсегда, о чем впоследствии иногда жалел. Он никогда не говорил об этом вслух, но и Тая, и ее мама знали, что это так.