Фридрих Незнанский - Тигровая шкура, или Пробуждение Грязнова

— Время будет — приходи, я тут по четным дежурю, — крикнула вдогонку дежурная, и Вячеслав Иванович, согласно кивнув, невольно взбодрился при этом. Видать, прожитые пятьдесят пять — это еще не возраст, коли тебя затаскивают в постель столь аппетитные сорокалетние бабенки.

Уже подходя к остановке, на которой застыл в ожидании пассажиров пропыленный насквозь автобус, он обернулся и, перехватив поудобнее кейс, помахал дежурной рукой. В ответ были лучезарная улыбка на «тридцать три золотых зуба» и ответный взмах рукой.

Жизнь вроде бы как налаживалась и казалась не такой уж паскудной, как еще несколько дней назад.

Районные власти, как и в законопослушные советские времена, находились на центральном «пятачке». Управа, прокуратура и Стожарское отделение партии «Единая Россия» помещались в недавно отремонтированном трехэтажном здании, а чуть левее, строго по линии вытянутой руки Ильича, темнел огромный бревенчатый дом, обнесенный высоким забором, на воротах которого играла «зайчиками» застекленная вывеска районного отделения милиции «Стожары». Покосившись взглядом на памятник вождю пролетарской революции, видимо обновленный в дни апрельского субботника, Вячеслав Иванович взял чуток правее — к милиции. В первую очередь следовало познакомиться с начальником отделения милиции майором Мотченко, которого в приватном разговоре ему рекомендовал зам. начальника краевого управления внутренних дел полковник Юнисов.

«Мужик толковый, вполне порядочный, хотя, признаться, звезд с неба не хватает. В чем нужно — поможет, но главное, как мне кажется, мешать не будет. Я ему предварительно прозвонюсь, дам соответствующие «цэу», так что, думаю, встретят, как положено быть, хотя уже есть рабочая версия, которую выдвинула районная прокуратура. Впрочем, думаю, одно другому не помешает…»

Афанасий Гаврилович Мотченко был на месте. Увидев на пороге кабинета незнакомого мужика с шикарным кейсом в руках — сумку Грязнов оставил в приемной, — он оторвался от какой-то схемы, которую старательно вычерчивал на листе бумаги, оценивающим взглядом окинул незнакомца и тут же поднялся навстречу.

— Простите, это относительно вас звонили из управления?

— Точно сказать, конечно, не могу, но, если этот звонок был от полковника Юнисова, значит, я.

Наливное, словно осеннее яблоко, лицо Мотченко расплылось в широченной доброжелательной улыбке.

— Товарищ Грязнов, если не ошибаюсь?

— Так точно. Вячеслав Иванович.

— Ну, а я — Афанасий Гаврилович. Что ж вы с вокзала не позвонили? Мы бы встретили.

В голосе начальника стожарской милиции звучали нотки обиды.

— Пустое, — отмахнулся Грязнов, — да и размяться немного хотелось.

Он оценивающе, но так, чтобы этого не заметил хозяин кабинета, окинул майора взглядом. По возрасту, пожалуй, лет на семь моложе самого Грязнова, но выглядит не по годам старше. Излишне грузен, немного лысоват, и если бы не большие, почти квадратные кисти рук, на которых синели наколки, выдававшие в майоре бывшего моряка, его можно было бы отнести к разряду чеховских героев, которые за двадцать лет безмятежно-спокойной работы до лоснящейся паутинки просидели штаны, обзавелись садиком, огородом, оравой сопливых детишек, а по воскресным дням ходят играть в карты к соседу из районной управы или из прокуратуры.

— Слушайте, а вы что… — спохватился майор, — с одним только кейсом?

— Да нет, просто неудобно было вваливаться к вам с вещами. Сумку я в приемной оставил, — улыбнулся Грязнов, которому сразу же понравился майор.

— В таком случае, еще один вопрос. Где думаете остановиться? В гостинице или, может, на служебной квартире? Она сейчас как раз пустует.

— В гостинице. И если можно, то в том же номере, где жил Кричевский.

— Без проблем, — пожал плечами Мотченко. — Тем более что номер Кричевского до сих пор опечатан. Кстати, — спохватился майор, — как он там? Наши-то врачи поселковые только руками развели, когда его в больницу доставили. Вот и пришлось срочно переправлять в Хабаровск, вертолетом.

Грязнов вздохнул и виновато развел руками.

— Лично я в больнице не был, но как мне сказали, тяжелое ранение в голову. Операция вроде бы как прошла нормально, но в сознание он еще не приходил.

— Господи, вот беда-то! — посочувствовал майор. — Один в больнице, другого всем поселком хоронили. Считай, его гроб на руках от дома до погоста несли. Не каждому такая честь перепадает.

Вячеслав Иванович стрельнул по майору вопросительным взглядом. Даже если учесть его доброжелательный настрой относительно погибшего Шаманина, подобная характеристика говорила о многом. И в первую очередь о том, что командира команды парашютистов в Стожарах хорошо знали и, видимо, относились к нему с должным уважением.

— Как думаете сегодняшним днем распорядиться? — спросил Мотченко. — Может, сначала в гостинице устроитесь, отдохнете после дороги?

— Какой отдых? — отмахнулся Грязнов. — И без того полночи проспал.

— В таком случае, может, на место происшествия выедем?

— Хотелось бы.

Выслушав пожелания гостя, который для майора Мотченко оставался тем самым знаменитым начальником столичного МУРа, Мотченко приказал водителю проехать той же дорогой, которой, предположительно, в трагический для них вечер шли Шаманин с Кричевским, и разбитый старенький «газик» запылил вдоль центральной поселковой улицы, направляясь к темнеющему невдалеке подлеску, за которым расположился местный аэродром с небольшим, в несколько домов поселком, где жили причастные к летному делу люди. Там же, в осиротевшей без хозяина избе, замкнулась в непоправимом горе и Марина Шаманина. Вдова, которой едва перевалило за двадцать пять.

— Дежурная, — рассказывая по дороге Мотченко, — показала, что из гостиницы они вышли где-то около десяти вечера. Кричевский еще предупредил ее, чтобы она не закрывала входную дверь. Мол, проводит товарища и тут же вернется обратно.

Изношенный милицейский «джип», рессоры которого уже давным-давно выработали свой ресурс, тряхнуло на рытвине, в животе Грязнова булькнули остатки жиденького поездного чая, замолчавший было майор с укором покосился на водилу, раскосые глаза которого выдавали аборигена местной тайги, и снова повернулся к Грязнову, продолжая свой рассказ:

— Дежурная также говорит, что Шаманин пришел к Кричевскому где-то около семи вечера. Он еще поздоровался с ней. Потом они спустились в гостиничный буфет. Выйдя оттуда, попросили у нее чайник и пару «приличных», как она сказала, стаканов и поднялись в номер Кричевского. Буфетчица подтвердила, что они взяли у нее отварную курицу, бутылку коньяка, две бутылки минеральной воды и банку сардин.