Фридрих Незнанский - Чужие деньги

Удовлетворенный Егор обычно становился расслаблен, отваливался на боковую и часто засыпал.

Валя не раз пеняла ему за это: у нее еще там внутри чего-то пылало и вспыхивало, она требовала дополнительной ласки, а тут муж, точно бревно, валяется! Преодолевая сонливость, Егор пытался соответствовать ее требованиям. Но в тот раз он не стал преодолевать себя: сон позволял отменить то, что произошло, сделать бывшее небывшим. Временно. А может, и навсегда. По крайней мере, половое удовлетворение позволяло надеяться, что так оно и будет. Посреди ночи Егор проснулся, достал из кармана брюк сбитые в один ком письмо, конверт и фотографию, не разворачивая, сходил к мусоропроводу и, разорвав в мельчайшие клочья, отправил все вниз, в могучую помойную утробу. Летите, голуби!

Как выяснилось, выбросил Егор не все. Воспоминания — они вроде бумеранга: чем сильнее их отбрасываешь прочь, тем настойчивее они возвращаются, чтобы огорошить тебя по лбу. Егор продолжал любить Валентину. Но он был нормальный мужик. А нормальные мужики, если они русские мужики, а не какие-то северные эскимосы с их придурочным гостеприимством, женами не делятся. Каждый раз, когда Егор смотрел на Валентину, в его воображении выскакивала та самая голая задница. Задница неизвестного мужика, который пользуется его женой.

Доказательства измены множились. Часть из них была нематериального характера, часть — вполне вещественной. К первым относилось, как ни удивительно, то, что характер жены стал более ровным; исчезла вспыльчивость, Валя стала ласковее. То ли прикидывалась в целях маскировки, то ли (мысль об этом вызывала гадливость и боль) хахаль ее лучше удовлетворяет. Ко вторым — новая работа… Как он мог быть таким дебилом, чтобы поверить, что на хорошую должность можно у нас попасть благодаря деловым качествам и стечению обстоятельств? Через постель, исключительно через постель!

Второе письмо пришло две недели спустя, также надписанное на машинке; при виде знакомых букв (размазанное «н», выскакивающее вверх из строки «е») сердце заколотилось в предчувствии новых натуралистических мерзостей. Но письмо содержало лишь рекомендацию завести абонентский ящик номер такой-то для получения дальнейшей информации. Так и сказано: «дальнейшей информации». Предполагая, стало быть, что отношения Вальки с неизвестным (со многими неизвестными? Математика, ха-ха!) будут развиваться, заходя все дальше и дальше.

Егор осатанел. Едва не запил, но удержался, скрутив нервы в кулак: не стоит давать козырь сопернику. Взял неделю за свой счет, увез Вальку в подмосковный пансионат. Денег истратил кучу. Совершенно зря, если вдуматься. Ну ладно, неделя прошла отменно, а дальше-то? Бросать работу, караулить жену с берданкой? Или откровенно поговорить? Егор рассчитывал откровенно поговорить как раз в эту неделю, но не решился. Побоялся невинного взгляда: «Егор, ты о чем? Как ты мог подумать?» Или, еще хуже (и вероятнее): «Хорошо, что ты первым начал этот разговор. Я давно собиралась сказать, что люблю другого, а с тобой хочу развестись. Дети останутся со мной, алименты мне не нужны, потому что мой любимый обещает нас обеспечивать». Этого он бы не вынес — даже в воображении. Неделя в пансионате убедила Егора в том, что Валентина ему нужна. И детей он не собирается лишаться. Чтобы его парни звали папой того типа с голой задницей — этого не будет! Костьми ляжет, но не допустит.

Подспудно, медленно в голове Егора вызревала мысль о том, что единственный способ вернуть все на круги своя — избавиться от соперника. Вначале стояла задача узнать, кто это такой, но Егор был уверен, что неизвестный доброжелатель посодействует, подскажет. Пришлет, как было раньше, фотографию, только вид спереди, а не сзади. По задницам, тем более бесштанным, и впрямь трудновато распознавать людей.

Новый конверт, пришедший уже на его абонентский ящик, Егора не потряс. Там действительно содержалась «дальнейшая» информация, похожая на шпионские шифровки: «Эпоха Арт 2001 № 8 стр. 13». Юстас — Алексу… «Эпоха Арт» было названием журнала, в редакции которого работала теперь Валя. «Понятненько, служебный роман, а в указанном номере напечатана статья этого типа», — проявил сообразительность Егор и почти попал в точку. Почти! Этот тип, статья которого начиналась на нужной странице, в редакции не работал: список редколлегии Егор изучил. Сочетание «Питер Зернов» показалось знакомым, может быть, даже Валька упоминала. Увидев имя и фамилию, Егор сначала закрыл журнал, почувствовав, что его затошнило, но через некоторое время овладел собой. Надо быть мужчиной, надо столкнуться лицом к лицу с соперником, чтобы узнать, чем он дышит. Внутри образовалась сосущая пустота, и, чтобы заполнить ее прорву, Егор начал читать. И, на удивление, втянулся! Ясным слогом, на отличном русском языке, без лишних рассусоливаний статья рассказывала о судьбе бывшего имущества КПСС, о том, как под предлогом установления демократии разворовывалась Россия. Такие статьи часто публикуются в левопатриотической прессе, которую Егор почитывал, но в них обычно автор отягощал изложение ненужными соплями и слюнями или заканчивал нелепыми выводами, сводившими на нет всю статью. У Питера Зернова все было доказательно и по делу. Егор его, ни разу не видя, зауважал — по крайней мере, за эту статью.

И моментально рухнул в чернейшее унижение. Он-то, Егор, писать не умеет! Он и говорить-то не горазд! Сын алкоголика, армейская кирза, работяга — что с него взять! Он не то что некоторые появившиеся на свет в Америке внуки белоэмигрантских аристократов (набранная мелким шрифтом колонка слева кратко выдавала биографические данные Зернова), которым все дано от рождения, которым остается лишь пользоваться тем, что наработали за них другие. Вот Егор — другое дело: он создал себя сам. Из грязи — в Князевы! И если бы Валентина всмотрелась в него получше, она бы поняла: чтобы достичь своего нынешнего положения, Егору пришлось приложить больше сил и способностей, чем Питеру — чтобы достичь своего. Положение у них разное, но разве усилия не должны окупаться? Валентина этого не видит, не ценит. Ее прельщает говорливость, известность, аристократическое происхождение и прочие побрякушки. Умнее прочих баб, а все равно глупа!

«Оно тебе надо? — перехватил мысль внутренний рациональный голосок. — Глупа, развратна, так и отпусти ее, пусть катится к своему Питеру, хоть в Америку, хоть в «Эпоху Арт». Младший сынишка пусть остается с ней, так уж и быть, а старшего, Владика, можно отобрать по суду. Парень что надо: папку своего любит и никогда не предаст. А там — разве я косой, кривой или горбатый? Найдется и мне баба хорошая. Еще лучше подберу: и красивее, и без претензий, чтобы не воображала много о себе».