Федора Кайгородова - Лекарство доктора Сажина

Накрутив последнюю прядь на толстые бигуди, она откинулась на спинку кровати и тяжело вздохнула.

«Зачем, спрашивается, каждый день мучиться с этими кудрями, если все равно никуда не идешь?» — с раздражением подумал доктор, но вслух сказал:

— Дорогая! Не забудь принять лекарство!

Она молчала. Медлила. Два раза пыталась что-то спросить. Пальчиком водила по узорам покрывала и никак не могла решиться. Вздохнула — раз и другой, почти незаметно.

«Убийство это или не убийство? — между тем размышлял Сажин. — Если исчезает лишь биологическая оболочка? А в человеке важна его душа, сущность? Но ведь я так ее люблю! Мне больно видеть то, что я вижу…»

— Что? Ты что-то сказал? — словно очнувшись от тяжкого забытья, медленно спросила она, шелестя тихим голосом.

— Ничего-ничего! — торопливо ответил он.

«Неужели он произнес последнюю фразу вслух? Как он неосторожен? А вдруг она что-либо заподозрила? Почему не пьет лекарство?»

— Ты знаешь, Саша, — медленно роняя слова, сказала она. — Я стала себя совсем нехорошо чувствовать. Может, будет лучше, если я не приму сегодня это противное лекарство?

«Никогда не замечал в ней особых талантов проницательности, — с возмущением подумал он. — Надо же, именно сегодня! Когда настало время «пик». Нигде не скроешься! — он перевернул страницу книги, как будто и впрямь читал и повернулся к ней.

— Что ты сказала, дорогая?

— Я говорю, Саша, эти круги под глазами… Посмотри, они не синие даже, а черные…

— Но у меня такие же круги, и именно черные.

— Но почему? Почему? — с тоской спросила она. — Что это за лекарство? Оно… оно… как будто похоже на яд…

— Катенька! — он отложил книгу в сторону, не забыв положить закладку на нужной странице. — Катенька! Ты мне доверяешь?

— Тебе? Да! — с нажимом произнесла она. — Но лекарство?!

— Не переживай, — как можно спокойнее сказал он, — оно просто сильнодействующее. Я хочу тебя быстро вылечить.

Она выпила приготовленную микстуру и откинулась на взбитые подушки. Но не засыпала: нервная лихорадка трясла ее худенькое измученное тело. Не глядя в ее открытые глаза, Сажин поправил одеялом и открыл книгу, вынув закладку и комкая ее в пальцах.

Она закрыла глаза, но лежала по-прежнему неподвижно. Она чувствовала, что с ее телом происходит что-то непоправимое. По лицу словно ползут мурашки смерти. Она ничего не могла сделать, даже пошевелить рукой. Тяжелый вечный покой сковал все ее тело, раздавив своим бессмысленным постоянством.

Между тем, маслянисто-черные круги разлились по всему ее телу. Лицо стало коричневым. С головы исчезли волосы, и крупные бигуди покатились на пол с подушки.

Сажин уже лег, но не погасил лампу и лежал спокойно, как будто ничего не замечая. Он только вздрогнул от стука бигуди, который в тишине спальной комнаты прозвучал выстрелом из пистолета.

— А-а, — прохрипела она и затихла.

Сажин, боясь взглянуть на жену, вытащил из-под себя подушку и боком выскользнул в дверь. Он лег в кабинете на холодный кожаный диван и даже попытался заснуть. Возможно, это ему удалось — сказывалось все напряжение последних дней.

Известного ученого Александра Степановича Сажина одни называли талантливым микробиологом, другие — кудесником-фармакологом. Он не был ни тем, ни тем, он создал новый вид науки — лекарственная микробиология. В тайных подземельях закрытого научно-исследовательского института он вырастил «живую кожу» — особый вид биологической ткани, из которой создавались новые чудодейственные лекарства. Биохимическое воздействие Сажинских препаратов состояло в том, что внедренные микроорганизмы постепенно меняли качественный состав заболевших тканей и в том числе — крови человека.

— Вы называете это лекарством лишь по привычке, — любил повторять доктор Сажин свои немногим последователям. — На самом деле это можно назвать клеем или клейстером. Или, если угодно, пастой, — и добавлял, смеясь, — шоколадной!

Вязкая тягучая масса, без вкуса, без запаха и даже без цвета. Эта необычная прозрачность и неприятная вязкость перечеркивала все эстетические представления людей как о лекарствах, так и о продуктах.

Лаборатория микробиологии, которую возглавлял доктор Сажин, проводила только исследовательскую работу, а изготовлением лекарств занималась целая армия фармакологов. Дело было с толком поставлено на поток. Из «живой кожи» они создавали традиционные лекарства, сохраняя естественные свойства биоткани.

То лекарство, которое выпила сегодня его жена… — о нем не знал никто, даже ближайшие сподвижники.

— Что со мной? — издалека донесся до Сажина тихий голос его жены.

Кажется, он действительно заснул. Доктор потер виски — в голове гудело. Он пытался вспомнить, что же случилось вчера. Или сегодня?

— Я как будто заново родилась! Как отлично выспалась! — говорила жена сама с собой. — Ой, бигудюшки раскрутились, — она весело рассмеялась и схватила зеркало привычным жестом.

Несколько секунд из спальни не доносилось ни звука.

— Саша! — закричала она молодо и звонко. — Посмотри, какие у меня волосы! Какие пышные волнистые волосы! Они сами вьются, как в молодости! А лицо? Что произошло с моим лицом? — она опять ошеломленно замолчала. — Этого не может быть! Этого просто не может быть! Саша?

Катенька впорхнула в кабинет и замерла на пороге. Он залюбовался ею, забыв о том, что состоялось научное открытие. Здесь! Ночью!

— Саша! Я поняла, у тебя получилось? Ты ведь над этим работал много лет?

Облокотившись на кресло, перед доктором стояло очаровательное создание с пышной гривой волос. Пожалуй, истинный ценитель женской красоты мог бы отметить некоторую хрупкость сложения и излишнюю подвижность черт лица, но Сажин… Сажин в немом восторге смотрел на сияющие карие глаза, словно ждущие чуда, на мягкие, вздрагивающие в полуулыбке, губы.

— Да, ты была именно такой…30 лет назад…

Такой он полюбил свою Катеньку. Единственной и вечной любовью.

— Как я счастлива! — говорила Катенька, крутясь возле зеркала и лукаво блестя томными глазами. — Саша! Ты — гений! Самый настоящий!

Свою семейную трагедию Сажин начал осознавать не сразу. Быть может, если бы жена подарила ему дочку — он бы всю свою безоглядную любовь перенес на маленькое существо женского пола, но она родила двух сыновей. Сажин просто не заметил, как и когда они выросли. Между делом они шалили и росли. Учились и снова росли. Потом — влюблялись и вскоре выпорхнули из родительского гнезда, не оставив сколько-нибудь заметного следа в отцовской душе.

— Что же я надену, если я такая новая вся? — осматривала себя со всех сторон Катенька, надув губки.