Артур Конан Дойль - Самые знаменитые расследования Шерлока Холмса

– Если бы, ваше величество, вы соизволили изложить ваше дело, – сказал он, – мне было бы проще дать вам совет.

Наш визитер вскочил с кресла и прошелся по комнате в неописуемом волнении. Затем с жестом отчаяния он сорвал с лица маску и швырнул ее на пол.

– Вы правы, – вскричал он, – я король! Зачем мне пытаться скрывать это?

– Действительно, зачем? – прожурчал Холмс. – Ваше величество еще и слова не сказали, когда я уже знал, что обращаюсь к Вильгельму Готтсрейху Сигизмунду фон Ормштейну, великому герцогу Кассель-Фельштейна и наследственному монарху Богемии.

– Но вы можете понять, – сказал наш странный визитер, вновь садясь и проводя белой рукой по высокому лбу, – вы можете понять, что я не привык лично вести подобные переговоры. Однако дело настолько деликатно, что поручи я его посреднику, то оказался бы во власти этого посредника. Я приехал из Праги инкогнито, чтобы посоветоваться с вами.

– Так прошу вас, советуйтесь, – сказал Холмс и вновь закрыл глаза.

– Факты вкратце таковы. Пять лет назад во время длительного визита в Варшаву я познакомился с известной авантюристкой Ирен Адлер. Имя это вам, несомненно, знакомо.

– Будьте добры, отыщите ее в моей картотеке, доктор, – пробормотал Холмс, не открывая глаз. В течение многих лет он имел привычку заносить на карточки все сведения о людях и предметах, и было бы трудно назвать тему или лицо, о которых он не сумел бы немедленно дать необходимую информацию. И теперь я нашел ее биографию втиснутой между раввином и штабным офицером, написавшим монографию о глубоководных морских рыбах.

– Дайте мне взглянуть, – сказал Холмс. – Гм! Родилась в Нью-Джерси в пятьдесят восьмом году. Контральто… гм! Ла Скала, гм! Примадонна Варшавской императорской оперы… Ага! Покинула оперные подмостки… ха! Проживает в Лондоне… Вот-вот! Ваше величество, насколько я понимаю, были в связи с этой молодой особой, написали ей несколько компрометирующих писем, а теперь желали бы получить эти письма назад.

– Именно так. Но каким…

– Тайный брак?

– Ничего подобного.

– Какие-нибудь юридические документы? Заверенные письменные обязательства?

– Ничего подобного.

– В таком случае я не понимаю вашего величества. Если эта молодая особа и использует свои письма в целях шантажа или каких-либо иных целях, как она сможет доказать их подлинность?

– Но почерк?

– Пф! Пф! Подделан.

– Моя личная бумага.

– Украдена.

– Моя личная печать.

– Имитация.

– Моя фотография.

– Куплена.

– На фотографии мы сняты вместе.

– О Господи! Вот это скверно! Ваше величество действительно допустили большую неосторожность.

– Я был безумен, сходил с ума.

– Вы скомпрометировали себя очень серьезно.

– Я был тогда лишь кронпринцем. Я был молод. Мне и сейчас всего тридцать.

– Фотографию необходимо вызволить.

– Мы пытались и потерпели неудачу.

– Вашему величеству придется заплатить. Фотографию надо выкупить.

– Она не соглашается.

– Ну, так украсть.

– Пять неудачных попыток. Дважды нанятые мною взломщики обшарили ее дом. Один раз мы во время какой-то ее поездки обыскали багаж. Дважды ее подстерегли вне дома. Все безрезультатно.

– Никаких следов фотографии?

– Ни малейших.

Холмс засмеялся.

– Очень милая задачка, – сказал он.

– Но для меня крайне серьезная, – с упреком возразил король.

– Да, весьма. Но что она намерена сделать с фотографией?

– Погубить меня.

– Но как?

– Я собираюсь вступить в брак.

– Да, я слышал.

– С Клотильдой Лотман фон Сакс-Мейнинген, второй дочерью короля Скандинавии. Возможно, вам известны строгие принципы ее семьи. Сама она – воплощение чистоты. Малейший намек, бросающий тень на мое поведение, перечеркивает самую возможность этого брака.

– А Ирен Адлер?

– Угрожает послать им фотографию. И она это сделает. Я знаю, что сделает. Вы ее не знаете, но душа у нее стальная. Лицо красивейшей из женщин, а характер самого решительного из мужчин. Она ни перед чем не остановится, лишь бы я не вступил в брак с другой женщиной.

Ни перед чем.

– Вы уверены, что она ее еще не послала?

– Уверен.

– Почему?

– Потому что она сказала, что пошлет ее в день официального объявления о помолвке, а оно назначено на следующий понедельник.

– О, так у нас есть еще три дня, – сказал Холмс, зевая. – Очень удачно, так как и мне сейчас надо завершить парочку неотложных дел. Ваше величество, несомненно, пока останется в Лондоне.

– Конечно. Вы найдете меня в «Лэндхеме» под именем графа фон Крамма.

– Я отправлю вам туда записку сообщить, насколько мы продвинулись.

– Будьте так добры. Меня замучает тревога.

– Что касается денег…

– В вашем распоряжении карт-бланш.

– Без ограничений?

– Говорю же вам, я бы отдал любую провинцию моего королевства, лишь бы получить эту фотографию.

– А на текущие расходы?

Король достал из-под плаща тяжелый замшевый мешочек и положил его на стол.

– Тут триста фунтов золотом и семьсот банкнотами, – сказал он. Холмс нацарапал расписку на листке из блокнота и отдал ее королю.

– Адрес мадемуазель? – спросил он.

– Вилла «Бриония», Серпентайн-авеню, Сент-Джонс-Вуд.

Холмс записал.

– Еще один вопрос, – сказал он. – Фотография кабинетного размера?

– Да.

– В таком случае доброй ночи, ваше величество, и, надеюсь, скоро у нас появятся для вас хорошие новости. И вам доброй ночи, Ватсон, – добавил он, когда колеса королевского кабриолета застучали по мостовой. – Если вы будете так любезны и заглянете сюда завтра в три часа, я буду рад обсудить с вами это дельце.

Я был на Бейкер-стрит ровно в три часа, но Холмс еще не вернулся. Квартирная хозяйка сказала мне, что он ушел утром вскоре после восьми. Я сел у камина, намереваясь дождаться его, сколько бы времени ни потребовалось. Расследование это меня глубоко заинтересовало, пусть ему и не были присущи зловещие и интригующие черты тех двух преступлений, о которых я уже рассказал в прошлом. Однако суть этого дела и высокое положение нашего клиента придавали ему особый интерес. К тому же, помимо особого характера расследования, за которое взялся мой друг, его мастерская оценка любой ситуации, его острые как бритва, неопровержимые логические построения превращали в истинное наслаждение возможность изучать методы его работы и наблюдать быстрые, хитрые приемы, с помощью которых он раскрывал самые запутанные тайны. И я так привык к его непрерывным успехам, что мне и в голову не приходило, что он способен потерпеть неудачу.

Было уже четыре, когда дверь отворилась и в комнату ввалился заметно пьяный конюх, нечесаный, с багровым лицом в рамке бакенбард и в ветхой одежде. Как ни привык я к поразительному умению моего друга менять внешность, мне пришлось трижды вглядеться, прежде чем я убедился, что передо мной и правда Холмс. Кивнув мне, он скрылся в спальне, откуда вышел через пять минут в твидовом костюме, воплощением респектабельности. Сунув руки в карманы, он вытянул ноги перед огнем и минуту-другую весело смеялся.