Артур Конан Дойль - Самые знаменитые расследования Шерлока Холмса

– Но мистер Холмс сказал, что в «Шиповник» не вернется.

– Я знаком с ним порядочное время, – сказал я, – и пока еще ни разу не видел, чтобы он что-то делал без весомой причины.

Затем наш разговор перешел на другие темы.

Однако для меня день этот был тяжким. Фелпс, все еще слабый после долгой болезни и выпавших на его долю испытаний, был брюзглив и нервен. Тщетно я пытался заинтересовать его Афганистаном, Индией, общественными вопросами, ну, словом, чем угодно, лишь бы отвлечь от тягостных мыслей, он непременно возвращался к своему похищенному договору. Прикидывал, строил догадки, размышлял вслух о том, чем занялся Холмс, какие шаги предпринимает лорд Холдхерст, какие новости мы услышим утром. К концу вечера его возбуждение стало просто болезненным.

– Вы неколебимо верите в Холмса? – спросил он.

– Я был свидетелем его поразительных достижений.

– Но ему никогда еще не доводилось проливать свет на столь темное дело?

– Вовсе нет. Я видел, как он раскрывал дела, имея в распоряжении даже еще меньше каких-либо улик, чем сейчас.

– Но не тогда, когда речь шла о столь важных интересах.

– Не скажите. Мне твердо известно, что он действовал по поручению трех королевских домов Европы.

– Но вы его хорошо знаете, Ватсон? Он такой непроницаемый, что я просто не знаю, как его воспринимать. По-вашему, у него есть надежда? По-вашему, он рассчитывает на успех?

– Он ничего не говорил.

– Это дурной признак!

– Как раз наоборот. По моему опыту, когда он сбивается со следа, то обычно так и говорит. Вот когда у него есть улики, но он не до конца убежден в их достоверности, вот тогда он хранит молчание. Но, мой милый, давая волю нервам, мы делу не поможем, а потому ложитесь-ка спать, чтобы завтра на свежую голову услышать ожидающие нас новости.

В конце концов я убедил его внять моему совету, хотя и видел по его возбужденному поведению, что надежды уснуть у него маловато. Более того, его настроение оказалось заразительным, поскольку сам я полночи проворочался с боку на бок, ломая голову над этой необычной загадкой, сочиняя множество теорий, каждая невероятнее предыдущей.

Почему Холмс остался в Уокинге? Почему он попросил мисс Гаррисон весь день провести в комнате Фелпса? Почему он с таким тщанием позаботился, чтобы обитатели «Шиповника» не узнали, что он остается где-то поблизости? Я терзал мой мозг, пока не уснул в очередной попытке найти объяснение всем этим фактам вкупе.

Проснулся я в семь часов и немедля направился в комнату Фелпса, где нашел его совершенно измученного и обессилевшего после бессонной ночи. Он тут же спросил, приехал ли уже Холмс.

– Он будет здесь точно как обещал, – ответил я. – Ни минутой раньше или позже.

И мои слова полностью оправдались – вскоре после восьми к подъезду быстро подкатил кеб, и из него вышел наш друг. Стоя у окна, мы увидели, что его левая рука забинтована, а лицо очень бледно и мрачно. Он вошел в дом, но миновало время, прежде чем он поднялся наверх.

– У него вид человека, потерпевшего поражение! – вскричал Фелпс.

Мне пришлось признать, что он прав.

– Вероятнее всего, – сказал я, – ключ к загадке находится здесь, в Лондоне.

Фелпс застонал.

– Не знаю почему, – сказал он, – но я возлагал такие надежды на его возвращение. Однако вчера его рука не была перевязана? Что могло случиться?

– Вы ранены, Холмс? – спросил я, когда мой друг вошел в комнату.

– Вздор! Простая царапина по моей собственной небрежности, – ответил он, кивком здороваясь с нами. – Ваше дело, мистер Фелпс, безусловно, одно из самых темных, какие мне доводилось расследовать.

– Я опасался, что оно окажется вам не по силам.

– Весьма, весьма примечательное.

– Эта повязка свидетельствует о какой-то переделке. Вы не расскажете нам, что произошло?

– После завтрака, мой дорогой Ватсон. Вспомните, я тридцать миль дышал суррейским утренним воздухом. Полагаю, ответа на мое объявление о кебе не последовало? Ну, что поделать, нельзя же выигрывать всякий раз.

Стол был уже накрыт, и как раз когда я хотел позвонить, вошла миссис Хадсон с чаем и кофе. Через две-три минуты она принесла три блюда, накрытых крышками, и мы все трое сели за стол – Холмс, голодный как волк, я, полный любопытства, и Фелпс в глубочайшем унынии и депрессии.

– Миссис Хадсон не ударила в грязь лицом, – сказал Холмс, открыв блюдо с курицей в красном соусе. – Ее меню не слишком разнообразно, но ее понятие о завтраке достойно швейцарской кухарки. Что у вас там, Ватсон?

– Яичница с ветчиной, – ответил я.

– Отлично! А что выберете вы, мистер Фелпс? Курицу, яичницу или заглянете под последнюю крышку?

– Благодарю вас, но я не способен проглотить ни кусочка, – сказал Фелпс.

– Ну, послушайте! Попробуйте то, что стоит перед вами.

– Благодарю вас, но предпочту воздержаться.

– Ну так полагаю, – сказал Холмс с лукавыми искорками в глазах, – вы не откажете услужить мне?

Фелпс поднял крышку, издал вопль и застыл с лицом более белым, чем блюдо, на которое он уставился. На середине блюда лежал небольшой рулон серовато-голубой бумаги. Фелпс схватил его, пожирая глазами, а затем пустился в пляс, прижимая рулончик к груди и испуская восхищенные вопли. Затем рухнул в кресло, настолько ослабленный и парализованный бурей собственных чувств, что нам пришлось промочить ему горло коньяком, чтобы он не потерял сознания.

– Ну-ну! – сказал Холмс, ободряюще похлопывая его по плечу. – Конечно, нехорошо было преподнести его вам таким образом, но Ватсон объяснит вам, что я не в состоянии удержаться от возможности произвести эффект.

Фелпс схватил его руку и поцеловал.

– Да благословит вас Бог! – вскричал он. – Вы спасли мою честь!

– Ну, на карту, знаете ли, была поставлена и моя собственная, – сказал Холмс. – Уверяю вас, потерпеть неудачу с расследуемым делом не менее невыносимо, чем вам провалить возложенную на вас миссию.

Фелпс засунул бесценный документ в глубину внутреннего кармана своего сюртука.

– Мне неловко опять прервать ваш завтрак, но я прямо-таки умираю узнать, как вы его нашли и где он находился.

Шерлок Холмс выпил залпом чашку кофе и вновь занялся яичницей с ветчиной. Затем он закурил трубку и расположился в кресле поудобнее.

– Я расскажу вам, что я делал вначале и что сделал потом, – сказал он. – Посадив вас в поезд, я затем чудесно прогулялся среди чарующих суррейских пейзажей до очаровательной деревушки под названием Рипли, где выпил чаю в гостинице и также благоразумно наполнил фляжку и положил в карман пакет с сандвичами. Там я скоротал время до вечера, а тогда отправился снова в Уокинг и после заката был на дороге напротив «Шиповника».

Ну, я выждал минуту, когда дорога совершенно опустела – ею вообще мало пользуются, – а тогда перелез через забор.