Герт Нюгордсхауг - Горький мед. Гренландская кукла. Кодекс смерти. Девятый принцип. Перст Касандры

Фредрик подскочил на кровати. Эмпедокл. Врач. Который говорил о питающей силе крови, мистик, почитавший себя спасителем! Потрясающее совпадение — и вряд ли случайное.

Эмпедокл — Эмпедесийский орден. И эти речи о крови. Дева Мария с кровью Иисуса Христа. Царство Божие, кое должно было в один прекрасный день взрасти здесь в Офанесе, пупе земли.

Нет, не может быть. У монашеских орденов не бывает корней в еретической философии. Но откуда сходство в имени и названии?

Фредрик задумался: представь себе, что некогда, до начала нашего летосчисления, в духе Пифагора и Эмпедокла сложилась мощная школа мистиков, влиявшая на религию и этику. Что эта школа, воспринявшая мысли греческих философов, оказалась настолько жизнеспособной, что просуществовала до средних веков. И что характерная для этого мрачного периода истории какофоническая смесь церковных речений, церковного раскола, ереси и всяческих раздоров послужила почвой для образования ордена, основанного на пережитках древних учений, увенчанных христианской надстройкой? Такой орден вполне мог избрать название Эмпедесийского.

Или же, что куда проще, последователи Эмпедокла в этих краях и в новой эре продолжали развивать его учение, покуда обстоятельства не вынудили их вписаться в многообразие ветвей католической церкви. Должно быть, на этом пути происходили страшные вещи, тем не менее они ухитрились сохранить имя древнего учителя.

Вполне возможно, что так и было.

Фредрик продолжал читать про Эмпедокла. Sanguis — кровь играла важнейшую роль в его учении. Он развил теорию о четырех типах человеческого темперамента. Сангвиник Эмпедокл оставил глубокий след в истории, внес большой вклад в психологию.

Продолжая свои ночные изыскания, Фредрик выстроил ряд мыслителей и школ, подвергшихся влиянию Пифагора и Эмпедокла. Закончилось тем, что он вскочил с кровати, отодвинул от двери комод и принес из ванной целый кувшин воды. Выпил залпом два стакана. Вот как выглядел этот ряд.

Пифагор, Симмий, Кротон, Эмпедокл, Клеанф, Хрисипп, Хирон, Посидоний, Сенека, Эпиктет, Марк Аврелий.

Хирон — наконец-то нашелся «Эрметика Хирон»! Загадочный Хирон, мифический персонаж, кентавр, основатель школы врачевания. Ну конечно же, это он. Фредрик снова перечитал отрывок из фрагмента № 233 XII; в более вразумительном лексическом облике он выглядел так:

«…Послание Святого, Святейшего Силотиана, как оно изложено в Ритуале Смерти, гласит… По словам Эрметика Хирона, таков Шепот Смерти…»

Для полного толкования текста Фредрику недоставало лишь двух вещей: дешифровки кода и распознания этого «Святейшего Силитиана». Он стоял на пороге разгадки. Два умерших мальчика что-то говорили про «силотиан».

Фредрик Дрюм собрал разбросанные записи и книги. Надо поспать. Завтра предстоит основательно потрудиться. Он задул лампу и лег.

Теперь Фредрик был один здесь в Офанесе, никаких обязательств перед кем-либо. Может идти куда захочет, когда захочет. Если умрет, вряд ли кто-нибудь станет горевать.

Мрачные мысли были нарушены неожиданным проблеском. Обитающий в недрах мозга неутомимый архивариус нашел наконец нужное слово:

Невмы.

Услышав и осмыслив это слово, Фредрик Дрюм уснул с улыбкой на губах.

Фредрик Дрюм во многом был пустым местом. У него был поразительно скудный опыт общения с дамами, главным образом, из-за неискоренимой застенчивости вместе с почти сверхромантическим взглядом на противоположный пол. Но уж если чувство укоренялось, то прочнее прочного. Оно жило в нем, подобно внутреннему органу.

Принимая душ и приводя себя в порядок в ванной, он спрашивал себя, как долго будет в нем жить орган, называющий себя Женевьевой Бриссо. Должно быть, вечно, сказал он себе. Все, пропал… Теперь уже только под старость таинственный орган отомрет настолько, что он отважится вновь позволить себе любить.

— Ты пустое место, — сказал он зеркалу, и отражение кивнуло утвердительно.

Анахронизм. Он, сплошной живой анахронизм, наверное, чувствовал бы себя несравненно лучше как оккультист среди храмовников и нищих монахов Средневековья. Там он запросто мог бы изъясняться по-гречески и на латыни, оперировать каббалистическими словами и формулами так рьяно, что все планеты Солнечной системы сошли бы со своих орбит и его сожгли бы как еретика.

Много ли чести знать разницу между бургундским и бордо? Или различать «Шато Марго» и «Белую лошадь»? Много ли смысла в том, чтобы придумать потрясающий соус на основе особого старого сыра, пользующийся всеобщим признанием среди норвежских шеф-поваров? Пустое.

На часах было девять.

Он спал плохо. Проснулся до восхода солнца, после чего долго лежал в постели, созерцая тени в комнате. В монашеской келье. Его поселили в монашескую келью. Самое подходящее место для него.

Фредрик сел на кровать. На чьем-то дворе кукарекал заспанный петух. Фредрик посмотрел на свои записи. Вчера он далеко продвинулся. Вышел на след. След чего? По спине побежали мурашки. Среди каменных стен было сыро и холодно. На волю! Он больше суток не выходил из гостиницы.

Кто-то ждет его. Кто-то предпочел бы видеть, как его выносят из «Альберго Анциано Офани» в черном гробу. Не вышло, стало быть, он по-прежнему занимает верхнюю строчку в чьем-то перечне смертников.

Фредрик сознавал, что его жизнь в опасности. Он взял себя в руки, встал. Отныне, подумал он, ничто не должно случиться как следствие глупого любопытства и слепого безрассудства. Прежде он мог совещаться с переливами пятиконечного кристалла. Этот кристалл находится в лаборатории в Англии. Теперь оставались проблески в собственном мозгу. Тоже неплохо.

Синьор Гаррофоли сидел в вестибюле, жуя баранью колбасу. При виде Фредрика поднялся и вытер бороду.

— Тебе сегодня получше, синьор Дрюм? Я по-прежнему не понимаю, что произошло, но я исследовал «священника», прежде чем Андреа выбросила угли, и запах в самом деле был подозрительный. Но кто мог быть способен на такое злодейство? Если бы только Андреа вернула мне ключ… — Он поглядел отрешенно в пустоту. — Чем могу быть тебе полезен, господин?

Струящийся через открытую дверь солнечный свет заставил Фредрика протереть глаза. Его взгляд остановился на коричневом корешке книги на полке рядом со стойкой. «Spaccio della bestia trionfante» Джордано Бруно.

— Телефон, — сказал он. — Мне нужно сделать несколько важных звонков. Можно позвонить отсюда?

Он показал на черный аппарат на стойке.

— Naturalmente. [26] Естественно (итал.). Звони, сколько пожелаешь. Я не буду мешать. — Гаррофоли удалился в комнату за стойкой.