Райнов Богомил - Инспектор Антонов рассказывает

(Роскошная мелодия упрямо заявляет о себе уже в пятый или шестой раз, и я вздрагиваю при одной только мысли о том, что она будет звенеть у меня в ушах еще много недель.)

— Думаю, что мы включили радио около семи. Не могу сказать точно, но помню, что Спас хотел послушать новости…

— А потом?

— А потом так и оставили радио играть. И вообще забыли о нем.

— Хорошо. Больше не буду вам досаждать. Наверное, вам заниматься надо. Вы, если не ошибаюсь, уже заканчиваете свое образование?

— Собственно, я его уже закончил, давно закончил, — смущенно бормочет Моньо. — Экзамены вот только никак не сдам. Приходится оставаться на повторный курс.

— Да что вы? — сочувственно удивляюсь, — с такой выпивкой и не сдадите?

— Это вы по службе спрашиваете? — Моньо неуверенно обижается, и губы его начинают дрожать сильнее.

— Извините за отклонение, — говорю я, вставая. — Но когда вижу, как вы живете и как могли бы жить…

— Спасибо за участие. Только знаете, у меня есть принцип: не терплю советов.

Вот, видите! У него есть зубки, у этого желтоволосого…

Моньо смотрит на меня своими светлыми глазами, которые вдруг становятся холодными и неприязненными, и поясняет:

— Всегда отказывайся от того, что тебе предлагают другие. Такой мой принцип. Потому что другие думают о своих интересах, а не о твоих.

— Видно, что вы зорко охраняете свои интересы. Настолько зорко, что даже забываете, что интересы людей могут иногда и совпадать…

— Если совпадут, тем лучше! — отвечает Моньо, уже смягчившись.

— Все зависит оттого, какое это совпадение. Смотрите, чтобы ваши интересы не совпали с интересами преступников и грязных людей.

— Я не преступник! — опять начинает петушиться желтоволосый.

— Допускаю. Иначе я не заводил бы с вами этого разговора. Но вопрос не только в том, что вы представляете собой сейчас, но и в том, кем вы станете в будущем. Люди развиваются. Одни идут вперед, другие деградируют.

— Очень интересно, — пытается острить Моньо.

— Вы не можете всю жизнь оставаться в этом состоянии и в этой комнате. Наливаться ракией и слушать бразильские мелодии. Или вы сами выйдете отсюда и найдете свое место в жизни, или вас выбросят как тунеядца и подонка. Нельзя же до бесконечности держать экзамены.

— Это не ваши, а мои проблемы, — бурчит юноша.

— Пока да. Но в скором времени могут перестать быть только вашими. Пользуйтесь случаем, пока есть возможность, принять решение самостоятельно. Это будет достойнее и благороднее. Иначе его примут за вас.

Последние мои слова прозвучали чуть более угрожающе, чем мне хотелось бы, может быть потому, что «Бразильская мелодия» неожиданно кончилась.

Моньо смотрит на меня мрачно и озадаченно, думая, вероятно, что ответить, но мне его ответ ни к чему. Поэтому я ему слегка киваю и выхожу.

На улице уже темнеет, когда я покидаю дом двух «бразильцев», наведя еще некоторые справки в двух-трех соседних квартирах. Темнеет, но я еще не закончил свои дела. Мне предстоит еще одна встреча, назначенная на этот день. Сажусь в троллейбус и покорно даю ему доставить меня к новому жилому комплексу «Восток».

Опуская раздражающие, но излюбленные многими писателями и доходные для них описания всем известных улиц и самых обычных лестниц, скажу только, что помещение, в котором я теперь нахожусь, счастливо контрастирует с беспорядком и неухоженностью квартиры Моньо: обширный зал, застланный бежевым паласом, красивая и хорошо расставленная мебель, светлые стены с несколькими изящными бра, две картины, о которых, по своей неосведомленности, не берусь судить, и широкий стол в углу, заваленный чертежами, — таковы в общих чертах неодушевленные предметы. Что же касается живых объектов, то здесь на первом плане хозяин квартиры — Марин Манев, 35 лет, архитектор, холост и не судим, а на втором — и последнем — Дора Денева, 24 года, студентка, тоже не судимая и представленная мне как невеста уже упомянутого Манева.

Хозяин предлагает мне стул, садится сам на диване рядом с Дорой и, поскольку уже имеет представление о моей профессии, обращает ко мне вопрошающий взгляд.

— Хорошо вы тут устроились, — замечаю добродушно, словно не понимая его молчаливого вопроса.

— В общем да, — соглашается хозяин. Ему уже ясно, что без вступления к разговору не обойтись. — Я против деления квартир на несколько комнат. Люди часто гонятся за количеством комнат, не зная, в сущности, что с ними делать. Человек обычно проводит все свое время в одной комнате, значит, надо, чтобы она была достаточно большой и уютной. Удобная и просторная гостиная и спальня, чего же больше?

— Совершенно верно, — соглашаюсь я. — Плохо только, что, когда пойдут дети, картина изменится…

— Тут есть и другие помещения, — вставляет Дора. — Так что, если вам нужно поговорить с глазу на глаз, я могу выйти.

Она, очевидно, по-своему истолковала направление, которое я придал разговору, но чувствуется, что ей вовсе не хочется покидать гостиную.

— Не беспокойтесь, — говорю. — Я пришел не для секретных переговоров. Речь идет о некоторых самых банальных сведениях, которые я хотел бы получить.

После этого я вкратце рассказываю о неприятном поводе моего визита. Манев слушает меня, нахмурив брови, что вряд ли так уж необходимо, потому что красивое лицо его и без того несколько мрачновато. Может быть, это следствие постоянного и напряженного вглядывания в чертежи? Он высок, строен, с уверенными и энергичными жестами, не вполне соответствующими его тихому, слегка глуховатому голосу, вероятно, атрофировавшемуся из-за постоянного молчания. Лицо Доры также не излучает благодушия.

Какая-то едва заметная тень лежит на ее красивом лице, какая-то замкнутость таится в ее темных глазах и легком изгибе губ.

— Честно говоря, этот поступок Филиппа меня удивляет, — замечает Манев, выслушав меня. — Мой брат, может быть, и не безупречен во всех отношениях, но скандалистом он никогда не был.

— Я просил бы вас пока что абстрагироваться от того, что Филипп — ваш брат.

— Именно это я и делаю, — отвечает Манев резковато, но не повышая голоса. — Филипп как раз принадлежит к тому роду людей, которые больше всего заботятся об изысканности своих манер.

Хозяин посматривает на Дору, словно ожидая, что невеста его поддержит, но она продолжает сидеть с безучастным лицом. Вообще она слушает так, словно все это ее не касается, однако эта маска плохо скрывает ее напряженное внимание.

— Ваши слова звучат немного двусмысленно, — говорю я. — Можно истолковать их так, что Филипп относится к тем людям, для которых внешняя сторона поступков важнее, чем их содержание.

Манев не отвечает, из чего следует, что я попал в точку.