Ян Флеминг - Разглашению не подлежит. Осьминожка. Полковник Сун

Капитан Сэндер сказал:

— Хотите посмотреть на огневое пространство? Тогда я смогу объяснить, что другая сторона имеет в активе.

Бонд чувствовал себя усталым. Он не очень хотел отправляться в кровать с этой картиной поля сражения в голове. Но он сказал:

— Было бы превосходно.

Капитан Сэндер выключил свет. Блики от уличных фонарей на перекрестке осветили занавеси.

— Не хотелось бы трогать шторы, — сказал капитан Сэндер.

— Непохоже, но они могут выискивать наше прикрытие для 272. Если вы просто ляжете на кровать и просунете голову под шторы, я кратко сообщу вам о том, что вы видите. Посмотрите налево.

Окно было подъемное, и нижняя его часть была открыта. Матрасы были сделаны так, что подались лишь немного и Бонд обнаружил, что находится, более или менее, в положении для стрельбы — таком же, как и на Центральном стрельбище. Но теперь он внимательно вглядывался через разбитую, густо заросшую сорной травой разбомбленную землю в сторону сверкающей потоком огней Циммерштрассе — границе с Восточным Берлином. Он находился примерно в ста пятидесяти ярдах. Голос капитана Сэндера над ним и за занавесями начал рассказ. Это напоминало Бонду сеанс спиритизма.

— Перед вами лежит разбомбленная земля. Множество укрытий, до границы сто пятьдесят ярдов. Затем граница — улица — а потом большое пространство еще более развороченной земли на вражеской стороне. Именно поэтому 272 выбрал этот маршрут. Это одно из немногих мест в городе, представляющих собой разбитый пустырь — густые заросли травы, разрушенные стены, подвалы — по обеим сторонам границы. Он прошмыгнет сквозь это нагромождение на той стороне и рванет поперек Циммерштрассе на такую же мешанину на нашей стороне. Беда в том, что ему придется преодолеть тридцать ярдов ярко освещенной границы как можно быстрее. Это и есть то место, где его могут убить. Верно?

Бонд ответил:

— Да.

Он произнес это тихо. Он уже чувствовал присутствие врага, чувствовал необходимость проявлять осторожность, и это уже действовало ему на нервы.

— С левой стороны большой десятиэтажный корпус является Домом правительства, главный мозговой центр Восточного Берлина. Вы можете видеть, что свет все еще горит в большинстве окон. Большинство будет гореть всю ночь. Эти парни много работают. Смена идет круглые сутки. Вам, по-видимому, нет нужды обращать внимание на светящиеся окна. Этот парень «Курок» почти наверняка будет стрелять из темного окна. Вы видите ряд четырех окон одно за другим на углу над перекрестком. Они были темными и вчера и сегодня. Там наилучшая позиция для стрельбы. Отсюда дальность составляет от трех сотен до трехсот десяти ярдов. У меня есть все цифры и другие данные, и когда пожелаете, я могу их предоставить. Вам не следует больше ни о чем беспокоиться. Эта улица бывает все время ночью пустой. Лишь моторизованный патруль появляется каждые полчаса — легкий броневик в сопровождении двух мотоциклистов.

Прошлым вечером, который, по моему мнению, можно считать типичным, между шестью и семью, когда все должно происходить, появилось несколько человек, вошли и вышли через ту боковую дверь. Похожи на гражданских служащих. До этого ничего чрезвычайного — обычный поток людей входящих и выходящих из загруженного делами правительственного здания — кроме, и это главное, целого проклятого женского оркестра. Поднимают дьявольский шум в некоторых концертных залах, где они выступают. Часть здания отведена под Министерство культуры. Помимо этого ничего подозрительного. Конечно, нет и следа присутствия людей КГБ, о которых нам известно, и никакого свидетельства о подготовке к работе, подобной той. Но этого и не будет. Это осторожные парни, наши противники. Во всяком случае, присмотритесь. Хорошенько. Не забудьте, что сейчас темнее, чем будет завтра. Около шести. Но общую картину вы можете уже получить.

Бонд получил «общую картину», и она владела его воображением много после того, как его сосед заснул и захрапел с каким-то мягким постоянным присвистыванием.

Да, у него сложилась эта картина — чуть заметное движение среди темных руин на другой стороне сверкающего потока огней, затем все застыло, затем безумный зигзагообразный спринт человека в ярком свете дуговых ламп, треск выстрелов и либо съежившееся, распростертое посреди широкой улицы тело, либо шум от того, как он продирается вперед сквозь заросли и нагромождения камней в Западном секторе. Внезапная смерть или бегство к дому. Поистине трудное испытание! Сколько времени придется Бонду выслеживать русского снайпера в одном из этих темных окон? И надо убить его? И на все пять секунд? Десять? Когда заря озарила кромку штор металлическим Светом, Бонд капитулировал перед своим возбужденным мозгом. Тот выиграл.

Бонд прошел потихоньку в ванную комнату и осмотрел ряды бутылочек с лекарствами, которые Секретная служба заботливо предоставила в распоряжение палача, чтобы он пребывал в хорошей форме. Он выбрал туинал, две порции из красно-голубой мерки, запив их стаканом воды, и вернулся в кровать. Затем заснул как убитый.

Он проснулся в полдень. В квартире никого не было. Бонд отдернул шторы, чтобы впустить серый прусский день, и, встав подальше от окна, начал рассматривать тускло-серый Берлин. Он слышал шум трамвая и отдаленный скрежет железной дороги, делающей изгиб к станции зоопарка. Он быстро и невольно взглянул на то, что рассматривал вчера вечером.

Отогнав от себя мысли о вечере, он раздумывал, как провести время. В конце концов, остановился на двух вариантах — посещении респектабельного на вид коричневого дома на Клаузевитцштрассе, известного всем консьержкам и шоферам такси, или поездке к Ванзее и энергичной прогулке в Грюнвальде. Добродетель восторжествовала. Бонд вышел на холодную улицу и взял такси до станции у Зоопарка.

Хорошенькие молодые деревца вокруг длинного озера уже были затронуты дыханием осени и среди зелени появились золотые краски. Бонд быстро шагал в течение двух часов вдоль засыпанных листьями дорожек, затем выбрал ресторан с застекленной верандой над озером и с большим наслаждением выпил крепкий чай, закусив двойной порцией селедки в сметане с луковыми колечками и запив двумя «Моле мит Корн» — берлинским эквивалентом «Котельщика и его помощника» (виски с пивом) и все это завершил сухим Ловенбрау. После этого, чувствуя себя взбодренным, он сел в вагон поезда и отправился обратно в город.

На улице около дома какой-то непонятный молодой человек копался в моторе черного «Опель-Капитана». Он не высунул даже головы из-под капота, когда Бонд прошел мимо него, подошел к двери и нажал звонок.

Капитан Сэндер заверил, что это был «друг» — капрал из транспортной секции Западноберлинской Станции. Он починил какую-то несвоевременную поломку в моторе у «Опеля». Каждый вечер с шести до семи он будет наготове, чтобы произвести серию многократных выхлопов, когда поступит по воки-токи сигнал от Сэндера начать пальбу. Это будет каким-то прикрытием для звуков выстрелов, когда Бонд вступит в дело. Иначе соседи могут поднять на ноги полицию и потребуется масса тяжких объяснений. Их прибежище находилось в американском секторе, и хотя американские «друзья» дали Западно-берлинской Станции «добро» на операцию, сами «друзья» были, естественно, озабочены, чтобы это была чистая работа без каких-либо последствий.