Марджери Аллингем - Полиция на похоронах. Цветы для судьи (сборник)

Миссис Траппер покинула трибуну. По залу прошелестел вздох, присяжные зашептались.

Джина съежилась. Она не смела думать о том, что будет дальше. Сердце подсказывало – раздумьями тут не поможешь. Слушание медленно и неумолимо двигалось к развязке. К развязке простой, безжалостной и неизбежной.

Джина еще дрожала, когда услышала собственное имя. И тут, по пути к свидетельскому месту, ее наконец настигло долгожданное ощущение нереальности. Между ней и окружающим кошмаром словно выросла стена безразличия. Лица стали нечеткими и размытыми, голоса зазвучали издалека.

Джина назвала свое имя, адрес, сообщила, что была женой Пола, – все со спокойной отрешенностью, которая сошла за чрезвычайное самообладание. Голос звучал мягко и мелодично, держалась миссис Бранд прямо.

Она флегматично повторила слова клятвы, невольно копируя бесстрастный тон коронерского помощника.

Коронер исчез, превратился в машину для допроса – благодушную и совсем не злую. Он вместе с Джиной спокойно повторил ее показания. Она помнила, как их давала, как подписывала, – но помнила отстраненно, словно все это не представляло особого интереса.

– Последний раз я видела мужа в два часа в день исчезновения. Всего несколько минут: я пришла к нему на работу, он только вернулся с обеда. Мы коротко переговорили. Я отправилась домой. Живым Пола я больше не видела.

Она совершенно не осознавала, какое производит впечатление.

Среднестатистическая британская толпа немедленно приходит в восторг от красоты – особенно красоты страдающей; но есть у той же толпы любопытная особенность не доверять элегантности и шику – особенно если он связан (неважно, насколько близко) с чем-нибудь подозрительным.

То, что Джина иностранка, несомненно, говорило в ее пользу – иностранцам можно простить шикарный вид; но вот то, что она так спокойна, свидетельствовало против. Вдовам положено рыдать; проявления чувств от них не просто ждут – требуют.

Допрос продолжался.

– В ваших показаниях, миссис Бранд, сказано, что к половине восьмого ваш муж должен был прийти домой к ужину. Вы прождали его до девяти, затем позвонили кузену мужа, мистеру Майклу Веджвуду, и тот отвел вас в кинотеатр. Вас не встревожило отсутствие супруга?

– Встревожило? Нет. Вряд ли. Оно меня рассердило.

Джина умолкла. Конечно, можно объяснить, что Пол всегда опаздывал на встречи с ней, что невнимание и равнодушие мужа сделали ее совершенно невосприимчивой к его выходкам, отучили тревожиться, – однако объяснять она не хотела. Зачем растолковывать детали глупцам? Все равно не поймут.

Коронер продолжал:

– Вы говорили, что пошли в тот день на работу к мужу, потому что хотели попросить его о чем-то важном. О чем?

– Хотела убедить его поужинать со мной – мне нужно было с ним поговорить.

Коронеру, видимо, пришло в голову, что вдова совсем себе не помогает.

– Миссис Бранд, давно ли вы замужем?

– Четыре года.

– Вы бы назвали свой брак счастливым?

– Нет, – неожиданно с чувством ответила Джина. – Нет, я его таким не считала.

Зал заволновался, Джон едва не вскочил на ноги – его удержал мистер Скруби.

Коронер поджал губы.

– Возможно, вы поясните свои слова, миссис Бранд. Видите ли, мы на судебном слушании и хотим отыскать правду. Вы с мужем конфликтовали?

– Нет. Мы были друг другу безразличны.

Джина тут же пожалела о сказанном. Господи, такая огласка!..

Коронер вздохнул, стал суровей.

– Миссис Бранд, вы давали показания инспектору и представителю коронера добровольно?

– Разумеется, – холодно ответила Джина. – Мне нечего скрывать.

«Твердая штучка», – чуть ли не во всеуслышание решил зал.

– Конечно, нечего, – согласно кивнул коронер. – В записях сказано, что разговор с мужем вечером двадцать восьмого был для вас крайне важен, поскольку вы надеялись с его помощью решить вопрос с разводом.

– Да.

– Не хотите ли добавить что-нибудь к показаниям?

– Нет, не хочу.

Коронер исподлобья взглянул на Джину. Он видел много испуганных женщин, поэтому ее реакция была для него понятна. Однако его обязанность – вести допрос, а свидетельница совсем не идет навстречу.

– Почему вы хотели поговорить с мужем именно в тот день, миссис Бранд?

– В показаниях все есть, – устало произнесла она. – Я объяснила инспектору Таннеру, что ходила к адвокату и узнала о своем положении. Мне стало ясно – получить развод без содействия мужа не выйдет.

Зал загудел, мистер Скруби вскочил на ноги. Коронер удовлетворил его просьбу задать свидетельнице вопрос, и Джина перевела взгляд на низенького мужчину, который с тревогой смотрел на нее поверх множества голов.

– У вас с мужем бывали по этому поводу бурные ссоры, миссис Бранд?

– Нет, конечно, – удивленно ответила она. – Мы просто очень мало виделись, и я хотела, чтобы Пол обдумал мою точку зрения.

Мистер Скруби сел. Сумел ли он хоть немного помочь? Ох, сомнительно.

Коронер вновь сверился с записями.

– По вашим словам, ужин вы назначили на половину восьмого. Вы были одна?

– Нет, с миссис Остин, приходящей домработницей.

– Ясно. И вы прождали мужа до девяти часов?

– Да, почти до девяти.

– Домработница все это время была с вами?

– Нет. После восьми я ее отпустила – не видела смысла задерживать дольше.

– Вы решили, что муж не придет?

– Да, на это было мало шансов.

– И все же еще ждали его какое-то время в одиночестве?

– Да. Понимаете, я надеялась.

Присяжные ожили. Ну вот, другой разговор!

– А в девять часов или около девяти – в восемь пятьдесят пять, если уж точно, – вы позвонили вниз, в квартиру мистера Майкла Веджвуда, и пригласили его вместе прогуляться? Остаток вечера вы провели в кинотеатре?

– Да. Все верно.

Воцарилось молчание. Коронер что-то долго записывал.

– Так, – наконец поднял он голову. – И часто ли вы звоните мистеру Веджвуду с просьбой составить вам компанию?

Джина помедлила с ответом. Что-то в вопросе ее насторожило, однако времени хитрить не было – даже если бы она и понимала, в чем подвох.

– Часто. Мы много времени проводим вместе.

Волосы на голове у мистера Кэмпиона зашевелились. Мистер Лагг одарил его укоризненным взглядом.

– Вы близкие друзья?

– Да.

– Вы любовники, миссис Бранд?

Джина смотрела на коронера, не веря своим ушам. Вопрос так ее ошеломил, что на какое-то время она утратила дар речи, и за время этого оцепенения гнев и возмущение уступили место беспомощности. На выручку пришла старая добрая апатия.

– Нет, – ровным голосом произнесла Джина.

– Мое предположение вас не удивляет?

Она хотела было возмутиться, но в голову пришло кое-что получше.

– Оно чересчур нелепо.