Грант Аллен - Мое любимое убийство. Лучший мировой детектив

Девушка внимательно осмотрела меня и, видимо, осталась довольна — ее глаза тепло улыбнулись мне.

— Зачем вы приехали? — резко развернулась она к доктору Лорье.

— Увидеться с вашим дядей.

— И с доктором Дальтоном? — Ее губы дрогнули.

— Полагаю, да. Поверьте, я прибыл не за тем, чтобы причинить горе вам и вашей семье. Напротив: я прибыл, чтобы найти истину. И в этом мне поможет мой дорогой друг.

— Истину? Значит, вы тоже полагаете, что дело нечисто? — В ее глазах вспыхнула надежда.

— У меня нет на то оснований.

— Но они есть! Неужели вы мне не верите? Я… — Она осеклась и резко обернулась.

За спиной у нее послышались быстро приближающиеся шаги.

— Это он! Он меня преследует! Доктор, мистер Белл — я должна встретиться с вами или с одним из вас. Наедине. Это очень важно!

Не успели мы ей ответить, как перед нами предстал Джаспер Багвелл.

Он поприветствовал нас и проводил свою кузину-невесту внимательным и недобрым взглядом, на который та, впрочем, не обратила ни малейшего внимания.

— Бедняжка, — вздохнул он.

— Кто?

— Кузина Тезигер, — ответил Джаспер. — Она ведь жертва наваждения не в меньшей, а то и в большей степени, чем дядюшка. Как это страшно: ходить по краю смерти и отказываться это даже замечать! А чем более странным становится бедный старик, тем крепче кузина за него цепляется. Она на шаг отойти от него не хочет, хотя им обоим опасно оставаться вместе. Я сам не свой от постоянной тревоги, не могу ее оставить одну ни днем, ни даже ночью — несколько раз бывало, что этот безумец направлялся в сторону ее комнаты, и лишь мое случайное появление спасло Хелен от, несомненно, жуткой участи. Видели бы вы, как он смотрит на нее! А недавно он мрачно сообщил, что Шива требует от него жизнь бедняжки — та, мол, отвергла догматы брахманизма, и это препятствует дяде на том великом пути, который ему указывает статуя!

Это были, без сомнения, тревожные вести; но и ему мы не успели ответить, так как уже стояли на пороге дома. Словно по волшебству, лицо Багвелла из изнуренного тревогой стало веселым и беспечным, и он самым жизнерадостным тоном представил меня хозяину поместья.

Эдуард Тезигер оказался почтенным старцем, гладко выбритым, высоким, с благородной сединой в длинных, почти до пояса, волосах, властным ртом и орлиным носом. Его речь выдавала в нем человека образованного; говорил он неспешно, плавно, тщательно подбирая слова, его жесты были скупы и отточены.

Никто не назвал бы этого человека ненормальным — напротив, он казался эталоном здравого ума.

За ужином мне случилось сесть напротив мисс Тезигер. Она все больше молчала, ее терзала какая-то печаль. Часто она вскидывала глаза на дядю; тот, я заметил, избегал встречаться с ней взглядом. Заметил я и то, что он нервно среагировал на ее появление и успокоился лишь тогда, когда она покинула столовую. Он подсел ко мне и завел разговор:

— Очень, очень рад, что вы выбрались к нам! Столь редко случается человеку встретить истинно родственную душу! Скажите, дорогой мистер Белл, изучали ли вы индуизм?

— Весьма поверхностно, — признался я. — Но в процессе изучения мне довелось соприкоснуться с неизведанным. — И без перехода добавил: — Я слышал, вы обладаете дивным кумиром Шивы?

— Тише! — Тот аж побледнел. — Не стоит всуе призывать Его Имя! — Помедлив, он склонился ко мне и прошептал: — Я хотел бы показать вам нечто особенное, тайное. Только между мной и вами.

— Что же?

— Не желаете ли еще вина? Или пройдем в галерею?

Я, разумеется, предпочел второе, и мы встали из-за стола. Мы миновали зимний сад и очутились в мраморной галерее. Это был овальной формы зал, более двенадцати в длину и весьма причудливо украшенный: стены облицованы мрамором, внизу их украшал рельеф в египетском стиле. Посреди комнаты красовался не менее причудливый фонтан в виде распростершего крылья лебедя, из клюва которого в круглую чашу текла вода. Поодаль от фонтана, словно глядя на него, стоял деревянный идол, у ног которого притулился небольшой алтарь.

Я подошел, чтобы как следует все рассмотреть. На пьедестале примерно в половину человеческого роста стояла деревянная фигура той же высоты — так, что его жуткие рожи были примерно на уровне моего лица. На шеях и на каждой из пяти голов я заметил украшения из драгоценных камней невероятной красоты и стоимости. Рука, державшая трезубец, была унизана бесценными кольцами.

У меня не хватит слов, чтоб описать то, насколько омерзительна была представившаяся мне картина чудовищного идола. Когда же я заметил, как взирает на него мистер Тезигер — с удивительной помесью благоговения и животного ужаса, — я мысленно согласился с Багвеллом: это был сумасшедший, и притом опасный сумасшедший.

Меж тем мой гостеприимец громко кашлянул, привлекая к себе мое внимание.

— Ныне для меня настали тяжкие времена, — негромко сказал он, — и я стал жертвой некой великой, грозной и неведомой мне самому силы. — Тут он и вовсе перешел на шепот. — Многие годы тому назад, когда я отверг веру моих предков ради брахманского посвящения, я не знал, на что иду. Я похитил Шиву из дома моего друга и принес его в свой дом. Тогда же я ощутил, какую власть надо мной имеет этот кумир. В Индии я разбогател. Вернувшись в Англию, приобрел этот дом и нашел в нем галерею почти такой, какой вы ее видите; оставалось облицевать мрамором стены и поместить Шиву на его место. Прошли годы. Я изучал беспечно принятую мною религию, практиковал спиритизм, и все более и более меня охватывал таинственный огонь моей веры. И чем дальше, тем больше я убеждался: то, что кажется лишь куском дерева, — сущность, и сущность, полная темной злобы. Никогда не забуду тот жуткий вечер, когда Шива заговорил со мной!

— Давно это случилось? — уточнил я.

— Должно быть, несколько месяцев назад. Я стоял на коленях перед алтарем и по своему обыкновению молился, когда услышал голос, бормотавший на санскрите. Сперва я не поверил своим ушам, но вскоре… вскоре я привык к нашим еженощным беседам. Тогда, в самом начале, он отдал несколько приказов — вы видите, я их исполнил, — указал Тезигер на драгоценности. — Я не могу ослушаться его, я весь ему принадлежу. Но его последний приказ был ужасен… поистине ужасен… — Старик весь задрожал.

Все время нашего разговора он не отрывал взгляда от идолища, но теперь отошел подальше и повернулся к нему спиной.

— Рано или поздно я должен буду подчиниться, — слабым голосом простонал он. — Но это сводит меня с ума… сводит сума!

— Что? Молю вас, скажите!

— Я не смею. Это слишком, слишком ужасно. Та, кто мне дороже всех на свете… страшная, чудовищная жертва… которую я не смогу не принести. Да, да, не смогу. Не смогу не покориться власти, что превыше людей… Молю, не надо больше слов! Я вижу желанную мне жалость в ваших глазах.