Грант Аллен - Мое любимое убийство. Лучший мировой детектив

— Похоже, к настоящему моменту все вернулось на круги своя? — спросил племянник.

Сэр Лулворт поморщился:

— Видишь ли, идея с переездами была скомпрометирована некоторыми недобросовестными особами, отнесшимися к ней спустя рукава. Никому не придет в голову восторгаться сообщениями о том, что такая-то и сякая-то газета сдается в печать из Лиссабона или Инсбрука, если есть хоть малейший шанс увидать ведущего рубрики или главного художника, которые по-прежнему завтракают в любимом ресторане. Собственно, «Еженедельный информатор» был решительно настроен не дать ни малейшего повода опорочить свое паломничество. И, надо признать, меры, предпринятые для пересылки статей и сохранения духа газеты во время долгого путешествия, оказались успешными: поначалу все пошло гладко. В Баку была начата серия статей «Влияние учения Кобдена на перевозки с помощью верблюдов». [112]О, это была одна из лучших работ, освещающих свободную торговлю! В то же время видение международной политики, позиционируемое якобы как «взгляд с крыши Яркенда», было настолько точным, как если бы журналист глядел прямиком с Даунинг-стрит — ну или с крыши в полумиле от нее. В лучших, старинных традициях британской журналистики произошло и возвращение редакции в родные пенаты: без напыщенности, самовосхвалений, интервью, жгущих глаголом сердца людей… Редакция вежливо отвергла даже приглашение на банкет в «Клубе путешественников» по случаю возвращения героев. Впрочем, вскорости стало ясно, что поведение журналистов вызвано отнюдь не скромностью, а расчетливостью. Простые наборщики, рекламные агенты и другие работники, не входившие непосредственно в число сотрудников редакции, которые, естественно, не участвовали в великом путешествии на Восток, обнаружили это первыми. Видите ли, связаться с главным редактором и его подчиненными, путешествовавшими с ним, было по-прежнему столь же затруднительно, как если б они оставались в Центральной Азии. Связь между пишущей братией и остальными отделами осуществлял угрюмый, еле державшийся на ногах мальчишка-посыльный. Он-то и охарактеризовал новое положение сардонической фразой: «Будто они в Яркенде остались». Более того, почти все репортеры и выпускающие редактора после возвращения были уволены самым беспардонным образом, а на их место с помощью объявлений наняли новых. Редактор и его ближайшие помощники не показывались этим людям, оставаясь для них таинственными высшими силами, передающими посредством медиума краткие инструкции в напечатанном виде. Живое общение и демократическую простоту прежних дней сменило нечто таинственное, тибетское, скрытое от прочих смертных. Это почувствовали и особы, стремившиеся вовлечь возвратившихся путешественников в суету общественной жизни. Выдающиеся светские львицы, королевы лондонских салонов двадцатого века тщетно метали жемчуг своего гостеприимства в корыто редакционного почтового ящика. Казалось, ничто не отвратит вернувшихся из тибетских странствий отшельников отданного ими обета скрытности — ну, разве что королевское распоряжение, не меньше. Поползли кривотолки: дескать, высокогорье и традиции Востока плохо влияют на умы и характеры, не привычные к подобного рода излишествам. Словом, к яркендской манере руководства люди отнеслись неодобрительно.

— А отразилась ли эта новая манера руководства на содержании еженедельника? — полюбопытствовал племянник.

— О! — вскричал сэр Лулворт. — Вот это было по-настоящему волнующе! Конечно, статьи, посвященные внутренней политике, социальной жизни и ежедневным происшествиям, не слишком-то изменились. Возможно, нотка свойственной Востоку беззаботности появилась в работе отдела редактуры, но ведь стремление слегка расслабиться является вполне естественным для людей, только что вернувшихся из тяжелой поездки. В общем, до высот редактуры, существовавших в прежние времена, добраться уже не удавалось, однако прежняя политика доброжелательности и корректности никуда не делась. А вот в освещении внешней политики произошли революционные перемены. Появились жестокие, циничные, откровенные статьи, переворачивавшие с ног на голову осеннюю мобилизацию в шести ведущих державах мира. Чему бы там репортеры из «Еженедельного информатора» ни учились на Востоке, это явно не было искусством дипломатических недосказанностей. Уличные толпы наслаждались этими статьями, и никогда раньше газета не шла так нарасхват; однако джентльмены с Даунинг-стрит видели ситуацию совершенно иначе. Министр иностранных дел, до сих пор слывший крайне скрытным человеком, стал весьма словоохотлив, причем ему приходилось непрерывно отрицать, что он испытывает к издателям «Еженедельного информатора» какие-либо чувства. Неудивительно, что однажды правительство пришло к выводу о необходимости принятия жестких и решительных мер. К офису газеты направилась делегация, состоящая из премьер-министра, министра иностранных дел, четырех ведущих финансистов и богослова, известного тем, что его воззрения порой доходили до ереси. У дверей редакционного отдела путь им преградил взвинченный до предела, однако непреклонный мальчишка-посыльный.

— Сожалею, но вы не сможете увидеть ни редактора, ни кого-либо из сотрудников, — заявил он.

— А мы настаиваем на том, чтобы повидаться с редактором или с иным компетентным лицом, — ответствовал премьер-министр, и делегация продолжила свой крестовый поход. Мальчишка, однако, сказал правду: никого не было видно. Все комнаты обезлюдели: ни единой живой души.

— Где же редактор? Или приглашенный редактор? Или ведущий рубрики? Или хоть кто-нибудь?

Осыпаемый градом вопросов, мальчишка-посыльный выдвинул ящик одного из столов и достал оттуда необычного вида конверт, отправленный, судя по почтовому штемпелю, из Коканда семь или восемь месяцев тому назад. В конверте лежал обрывок бумаги, на котором было написано: «По пути в Британию нас захватила шайка разбойников. Они требуют в качестве выкупа четверть миллиона, но, возможно, согласятся убавить аппетиты. Пожалуйста, сообщите родственникам, друзьям и правительству». Письмо также содержало инструкции о том, как и где передать деньги, и было подписано руководством еженедельника.

Адресовано письмо оказалось дежурному курьеру, который хладнокровно припрятал его. Никто не может быть героем для собственного мальчика на побегушках. Очевидно, юноша решил, что выгоды в случае возвращения на родину неудачливого персонала еженедельника весьма сомнительны, а вот расходы в четверть миллиона — несомненны и недопустимы. Так что он подсчитывал оклады редакторов и прочих работников, подделывал подписи там, где это было необходимо, нанял новых репортеров, редактировал по мере возможности статьи в различных рубриках и вставлял там, где это возможно, различного рода узкопрофильные статьи, хранящиеся в огромных количествах в редакционных портфелях на случай непредвиденных обстоятельств. Статьи о внешней политике были целиком и полностью написаны им самим.