Вячеслав Белоусов - Прокурор Никола

– Ну давай, открывай мешки-то, – улыбнулся ему Порохов.

Тимоня, опережая товарища, с ножом наперевес бросился потрошить мешок, с которого не спускал восторженных глаз. Первый был побольше, но не гремел.

– Тише ты, деньги не повреди! – остерег его Порохов.

– Разве я позволю, – Тимоня обнял мешок, как девок никогда не тискал. – Мотоцикл себе куплю, как у тебя, Жорик, «Панонию».

– Шевелись, – поторопил его Одоевцев, помогая.

Наконец, содержимое мешка открылось их горящим глазам. Свершилось, ради чего не спали ночей, чем грезили, о чем мечтали, ради чего рисковали!

Одоевцев глянул и даже отстранился. Деньги были разные, в банковской упаковке. Бумажные, мелкой купюрой, все трешки в пачках, пятерки, червонцы. Желтые, красные, пестрые, они мельтешили в глазах, сливались; казалось, от этой кучи денег исходил неприятный телесный запах, как от застоявшихся мужских сапог или солдатских портянок. Его стошнило, он прикрыл рот рукой и шагнул к окну. На него не обратили внимания. Тимоня вгрызся в кучу обеими руками, приподнял груду пачек, она посыпалась у него вниз, между пальцев, рассыпалась на пол.

– Вот они, денежки! – орал, бесновался Тимоня.

Порохову хватило и одного взгляда. Он кисло поморщился и отвел глаза.

– Жорик, лоханули тебя, – тихо сказал Порохов.

Никто его не слушал.

– Жорик! – позвал он.

– Ну чего?

– Лопухнулись вы.

– Что еще?

– Денег-то там тыщ двадцать. Не более. А где ж обещанные?

– Ксения же говорила, тысяч восемьдесят-сто завод получает за раз?

– Вот у нее и спрашивай.

– Пересчитаем, Эд? – крикнул Тимоня. – Тут их вон сколько! Тысячи! Почему двадцать?

– Ну считай, считай, – для Порохова, похоже, все было ясно.

Вот и случилось то, чего опасался генерал, но с содроганием ждал изо дня в день. В области снова громыхнуло, да так, как никогда не бывало.

Среди белого дня неизвестные в черных масках совершили вооруженное нападение на заводской автобус, перевозивший зарплату из банка.

Ближе к обеду позвонили из уличной будки. Не представились. Дежурный по управлению капитан Каргин подскочил от первых слов, перекладывал трубку, как будто она была горячей, из одной руки в другую, тревожно поглядывал на помощника и пытался сам говорить. В телефоне трещало, звенело и что-то дребезжало, пропадая и периодически появляясь вновь. Слышно было, как трубка несколько раз падала из рук. Женщина кричала вне себя, ругалась и плакала.

– Вы потерпевшая? – пробовал сам кричать в трубку Каргин. – Свидетель? Кто вы?

В трубке послышались другие голоса, мужчина кому-то советовал, повизгивала собака, снова женщина кричала о дыме, гранатах, бандитах в масках, ясно охнула и запричитала горестно, как по покойнику у гроба, потом Каргин различил: «там ничего не слышат», «будь проклята эта милиция!» и «вечно не дозвониться», – после чего пронзительно запиликал отбой.

Каргин подождал минуты две, больше не звонили, набрал по внутреннему приемную, секретарь велела ждать: Максинов занят, говорит с облисполкомом.

– Происшествие! – взвился Каргин. – Что-то серьезное. Вроде разбоя!

– Вот и разберитесь, а потом соединю, – отбрила она его и отключила телефон.

– А-а… мать вашу! – Каргин кивнул помощнику. – Андрюша, посылай опергруппу на выезд: Гилязская улица!

И кинулся сам по коридору на второй этаж.

Как ни сверкала глазами брюнетка в приемной, Каргин влетел в кабинет генерала и гаркнул с порога:

– Разрешите доложить, товарищ начальник управления! Происшествие в городе!

– Что? – оторвался тот от телефонной трубки.

– Разбойное нападение на автобус. Везли зарплату на завод. Неизвестные вооружены. Забросали автобус гранатами или дымовыми шашками. Есть жертвы.

– Ты что мелешь, капитан?

– Не понял, товарищ генерал.

– Какие гранаты? Откуда?

– Она кричала.

– Чтоб больше не слышал. Кто звонил?

– Похоже, пострадавшая. Из будки.

– Что еще?

– Я выслал опергруппу.

– Поднять по тревоге весь оперативный состав! Заслон на дорогах! Объявить перехват!

Через минуту милиция области была поднята по тревоге «Сирена». Руководителей подразделений срочно собрали в кабинете Максинова. Генерал, багровый и грозный, все двадцать минут простоял на ногах, размахивая руками, не сдерживаясь, орал:

– Дождались!.. Ни наши следователи, ни сыщики!.. Как я в глаза народу смотреть буду…

Курасов, поеживаясь, тронул за локоть Сараскина, они сидели рядом.

– Я прослушал, или он не говорил? Какое оружие у бандитов? Тот пистолет новогодний? И здесь нарисовался?

– Неизвестно.

– А насчет гранат?

Ответа он не услышал. Максинов вперил в него гневный взгляд.

– Майор Курасов!

Майора подбросило с кресла на ноги.

– Я вас слушаю, товарищ генерал.

– А вы чего рассиживаетесь здесь? Полковник Зуравлев уже занят делом. А вы здесь прохлаждаетесь?

Курасов знал, что в таких случаях лучше помолчать.

– Возбудить уголовное дело и приступить к расследованию. Немедленно выезжайте. Я сам приму участие в осмотре места происшествия.

– Разрешите идти?

Но он уже не интересовал генерала. Максинов искал глазами начальника райотдела милиции. Перед ним навытяжку стоял бледный лысый подполковник.

– «Санитары», Николай Егорович, ей-богу, они! – то и дело твердил старший следователь Пыркин, которого вместе с дополнительной группой экспертов взял с собой в машину Курасов. – Носом чую.

– Откуда? И почерк не их. И манеры. Эти – настоящие отморозки. Среди белого дня! И гранаты! Что вы, Никон Петрович?

– Они!

– Мне бы вашу интуицию! А я, как вернулся из Питера, все от сфинксов и белых ночей не приду в себя.

– Вот сфинкса нам только и не хватает, Николай Егорович, – качнул понурой головой эксперт Понаровский в очках с благородной желтой оправой на длинном носу и меланхолией в глазах. – Сейчас бы загадали ему загадку: кто да зачем?

– Сфинкс-то сам мастер их загадывать! – хмыкнул Пыркин. – Вот я бы…

– Ничего, – Понаровский поправил очки, прыгавшие от тряски мчавшейся машины, – ради родной милиции постарался бы и он.

– У «санитаров» не тот почерк… – вслух рассуждал и опер Миловидов. – Меня впечатлили их вкусы. Романтики!.. Нет. Изощренные ценители драгоценных реликвий. Что ни разбой и грабеж, то великолепие ценностей! Ожерелья, каких не видел свет! Камни!..

– Вам бы экскурсоводом в музей, батенька, – опять поправил очки на носу Понаровский и едва успел ухватиться за поручни, чтобы не слететь с сиденья от резкого виража. – А вы в уголовке прозябаете. Сколько теряет народ!

– Приехали, Николай Егорович! – крикнул водитель спереди. – Вот она, Гилязская! Теперь глядите! Кажется, вон впереди и «Кубань» разворочена. Толпа-то какая!