Сергей Зверев - Святой - Русский йогурт

- Стоять! - рявкнул Дмитрий, беря бомжа на испуг.

- Че сифонишь! - Существо, взяв царапку наперевес, словно средневековый рыцарь копье перед турниром, наступало на Рогожина. - По харе проедусь, мама родная не узнает!

Сточенные зубья мусорных граблей свистнули у лица. Дмитрий, перехватив древко царапки, рванул на себя, предварительно выставив колено.

Смелое существо получило настолько ощутимый удар в диафрагму, что грохнулось спиной на картонные короба.

Рогожин не церемонился. Придавив ногой потерявшего резвость бомжа, он успел разглядеть чахлые усики. Дмитрий пригрозил:

- Веди к Степанычу, вошь в жилетке. А не то на пельмени пущу!

У грунтовой дороги, делавшей петлю вокруг отвала, ближе к лесу была вырыта полуземлянка. На четверть жилище уходило под землю. Верхнюю часть составляла сложная комбинация из древесно-стружечных плит, ржавых листов жести и остатков просмоленных железнодорожных шпал. Дверь в жилище была вполне приличной, с кусками дерматиновой обивки и дыркой для "глазка".

- Суворов! - Провожатый Рогожина обратным концом царапки постучал в дверь. - Вылезай из берлоги! Руки за спину и на выход с вещами!

Дмитрий схватил юмориста за ворот и пинком под зад дал понять, что в его услугах больше не нуждается.

- Катись отсюда!

В дверную дыру смотрел человеческий глаз.

- Впусти, хозяин, - учтиво попросил Рогожин, не надеясь на взаимную вежливость.

- Канай вслед за Ким Ир Сеном, - ответ был весьма исчерпывающ, но Дмитрия он не устраивал.

Дверь задребезжала под его ногой.

- Открывай, вышибу! - предупредил Рогожин.

Атмосфера свалки напрочь отбивала хорошие манеры. Среди отбросов городской цивилизации они облетали, как шелуха.

Дверь отворилась. Человека в дверном проеме было видно по грудь. Остальная часть туловища скрывалась в земляной яме. Голова постояльца землянки подрагивала.

- Чего озорничаешь? - Брови мужчины, на коем был китель старого образца со стоячим воротничком, сошлись к переносице.

Было заметно - он бодрится, чтобы спрятать страх, грызущий его изнутри.

- В гестапо свое поволокете? - от бессильной ненависти голос его сипел.

Рогожин молча рукой отстранил старика и вошел в убогое жилище.

В центре землянки, имевшей форму не правильного овала, стояла печка-"буржуйка" с выведенным через крышу дымоходом. Кроватей не было. Их заменял дощатый настил, положенный на кирпичи. Стены от осыпания предохраняли листы многослойного картона, вспученные сыростью. Керосиновая лампа с надколотой колбой - единственный источник света - сильно коптила.

Рогожин подкрутил колесико, регулирующее пламя, и несколько секунд привыкал к полумраку.

Спертый воздух, пропитанный могильной сыростью, вонью пота и тошнотворным запахом перебродившей браги, заставил Дмитрия закашляться.

- Не нравится озон? - ухмыльнулся хозяин подземной резиденции. - Дверь открытой оставь, а то не ровен час задохнешься.

- Прикрой, Степаныч! - Дмитрий подобрал щепку, забросил ее, присев на корточки, в топку "буржуйки". - На кой ты брата моего оговорил? - без подготовки, в лоб, спросил Рогожин, интуитивно угадав - свидетель подставной. - Суворов из крысиной норы! - Он вложил в последнюю фразу заряд презрения.

- Ты кто? - задал вопрос Степаныч. - Брат? Того? - он указал пальцем в неопределенность.

- Рогожин Дмитрий Иванович. Старший брат Сергея! - отчеканил непрошеный гость.

- Судить меня пришел! - Хозяин безразлично усмехнулся, показывая свою готовность ко всему.

Он протянул руки к огню. На запястьях мужчины Рогожин увидел фиолетовые следы от наручников.

Степаныч поймал его взгляд:

- Симпатичные браслеты? Тебя приковывают к батарее и бьют ногами под дых, по голове, в грудь. Ты дрыгаешься, пробуешь закрыться, а ручки-то пристегнуты! - Он повертел ладонями. - Потом тебя освобождают. Добренький следователь угощает сигаретой и стаканом воды, усаживает на стул. Просит подписать бумаги. Ты отказываешься, объясняешь, что был залит водкой до гланд и не помнил тогда, как зовут родную мать. Следователь начинает грустить, - блики огня плясали в налитых слезою глазах Степаныча. - Ему хочется повеселиться. Он подает знак, и тебе опять надевают наручники, старика колотило. - Верзила под два метра ростом заходит сзади и поднимает твои руки вверх, суставы хрустят, ты зависаешь в воздухе, железо режет запястья... - Степаныч затравленно оглянулся. - Уматывай из города, парень. Брательника твоего в расход списали и тебя обломают.

Он закрыл лицо ладонями, помолчал. - Тварь я последняя, - глухо признался отставной майор. - Не выдержал...

- Кто пытал? - Рогожину было жаль старика, но он подавил эмоции, могущие помешать делу.

- Марк Игнатьевич. Старший следователь Баранов.

Память Рогожина зафиксировала фамилию.

- Уезжай, парень! - молитвенно просил Степаныч, моргая влажными глазами. - Здесь тебе правды не найти. Накатай "телегу" в областную прокуратуру, в Генеральную... А тут - стая. Всех Хрунцалов, чтоб ему в гробу перевернуться, одной веревочкой повязал.

Подох, а мафия его осталась.

- Поподробнее расскажи. На чем покойный мэр жировал? Взятки?

- Он сам их раздавал. Местных подмазал, московским шишкам мзду выплачивал. Таньгу покойничек лопатой загребал. Умел организовать производство, - разговорился Степаныч, но, спохватившись, спросил:

- А ты того.., действительно брат Рогожина?

Дмитрий показал служебное удостоверение. Бордовую книжицу Степаныч старательно изучил, прочитал каждое слово.

- Ишь ты, майор! - сказал он, возвращая документ. - Я тоже до майора дослужился, - с оттенком печали произнес старик. - Дослужился, - сникнув, повторил он.

- Взбодримся?! - Дмитрий ногой придвинул свою сумку.

Зацепившись за неровности пола, наполовину расстегнутая сумка перевернулась. Ее содержимое высыпалось. Покряхтывая, старик нагнулся, помогая складывать небогатое имущество обратно.

- Ты, паря, бутылец спрячь, - твердо произнес Степаныч, пресекая попытку Рогожина свернуть винтовую пробку с бутылки коньяка. - Отпил я свое! - лохматые брови, посеребренные сединой, сошлись у него на переносице. - Если желаешь согреться, вот тебе тара. - Он подал чисто вымытую консервную банку с загнутыми краями.

- Что так, старик?! - недоуменно усмехнулся Рогожин. - Печень бережешь? - Он все еще не мог преодолеть неприязни и, недоверия к хозяину землянки.

- Пей, майор, не стесняйся. После выпивки черти ангелами кажутся!

- Не привык в одиночестве, - парировал Рогожин.

- А я до тюрьмы закладывал, - признался старик. - По-черному пил. Сам себя в грязь втаптывал и не замечал! - Он вдруг заговорил точно в горячечном бреду:

- Знаешь пословицу: "От тюрьмы да от сумы не зарекайся!" Так вот, у меня в кутузке глаза открылись, какое я быдло. Баранов, следователь этот поганый.., когда я бумаги подписал, он с кодлой своей ментовской банкет устроил в кабинете. Откуда что взялось? И закуска, и водка на столах. Мне наливали... Представляешь, майор, в пепельницу водки плеснули и пододвигают, мол, лакай, старая псина.