Сергей Зверев - Святой - Русский йогурт

- Ишь, присосался! - ухмыльнулся Хрунцалов. - Хорош! - Он вырвал бутылку изо рта Юрчика. - Для таких, как ты, сгодится пойло попроще. Подглядывать, значит, любишь? - Петр Васильевич изрядно перебрал и покачивался, точно матрос в штормовую погоду. - Понимаешь, идиотина, Светлана Васильевна опасается, что у тебя вши. Поэтому сейчас мы организуем тебе сауну. - Он громко икнул. - Дадим градусов этак сто пятьдесят, если выживешь, прополощем в бассейне. Лады? - Хрунцалов протянул руку.

Ответом ему стало скулящее подвывание убогого.

- Получишь по харе! - пообещал городской глава.

Спектакль затянулся, однако вслух возмущения никто не высказывал. Гости переминались с ноги на ногу, бочком отходили в сторону.

- Петр Васильевич, достаточно! - Молодая женщина встала между жертвой и мучителем. - Он и так природой обиженный.

Юрчик, почувствовав в ней защитницу, подался к говорившей. Она испуганно отшатнулась.

Сзади его придержал за плечи здоровяк.

- Отпустите бедолагу! - повторила просьбу женщина. В ее взгляде сквозила жалость, смешанная с брезгливым любопытством. - Петр Васильевич, он ведь на ногах не стоит.

Юрчик исподлобья рассматривал свою защитницу.

Ему нравились мокрые волосы, прикрывавшие округлые плечи, темные, миндалевидной формы глаза, чуть вздернутый носик.

- Мариночка, да он любуется тобой! - ревниво произнес Хрунцалов. Глазами раздевает! - Хлопнув себя ладонями по ляжкам, мэр захохотал. - Ай да сукин сын! Пенек замшелый! Страшнее атомной войны, а туда же... Тянет на баб? - Он вытер с отвисшей нижней губы слюну. - Ладно! Возьми себе что-нибудь пожрать и выпить, - милостивым жестом хозяин праздника указал на столы. - Сегодня я угощаю! - Он продолжал играть роль хлебосольного князя, щедро одаривающего последнюю голытьбу. - И не забудь поблагодарить Марину Викторовну за заступничество.

Кто-то уже совал в дрожащие руки убогого бутылку, фрукты, нарезанную тонкими ломтиками ветчину и прочую снедь.

- Бери, бери... Не бойся! - подбодрил его Хрунцалов.

- Вот это по-христиански, Петр Васильевич! - вставил какой-то угодник.

- Набрал? - поинтересовался мэр. - Не стесняйся, захвати ананас! Хрунцалов собственноручно затолкал его покорно стоящему Юрчику за пазуху. А теперь шуруй отсюда! Увижу, что опять подглядываешь, башку оторву! Гриша, покажи обратную дорогу гостю. - Нагнувшись к уху здоровяка, мэр прошептал:

- Завтра этого ублюдка здесь быть не должно!

- Мое упущение, Петр Васильевич! Исправимся, - вполголоса ответил тот.

Оказавшись на улице, Юрчик почувствовал, как кружится у него голова. Он шел нетвердой походкой, прижимая к груди подарки. Сок из раздавленных фруктов струился у него между пальцев.

- Где шлялся? - встретил его Степаныч. - Ого, пайки надыбал! И бутылку выцыганил! - Он взял литровый сосуд с яркой этикеткой. - Ты никак у пузатого на дне рождения побывал? - Все внимание кочегара было сосредоточено на этикетке. - Сидел бы за печкой, поганец! Будут мне на мозги капать.

В помещении кочегарки находился гость Степаныча - сухонький дедок, исполнявший обязанности сторожа профилактория. Его вечно слезящиеся глазки широко раскрылись при виде бутылки.

- Гуляем, Степаныч! - потер руки старик.

- Не спеши, Егор. Надобно проверить водочку, - заметил хозяин кочегарки. - Видишь, питье заморское, а вдруг отрава! Намедни Васька-шофер балакал, что траванулся импортной беленькой. Заблевал всю хату, чуть копыта не откинул...

Сторож зябко передернул плечами.

- Выпить хочется, Степаныч, - признался он, не спуская глаз с бутылки. - Трубы горят!

Степаныч тряхнул бутылку.

- Навезли в Россию иностранного говна. Пьют люди что попало. Юрчик, а ты успел приложиться?

Ответа он ждать не стал. Привычным движением скрутил пробку. Принюхался. Потом достал из кармана моток медной проволоки, отломал кусок сантиметров восемь и принялся разогревать его конец на огне зажигалки.

- Ты чего делаешь? - завороженно спросил Егор, наблюдая за манипуляциями товарища.

- Глухомань безграмотная, - отозвался кочегар. - Верный способ проверить, не отрава ли.

Сторож обиделся, но виду не подал. Жажда была сильнее гордости.

Соприкоснувшись с напитком, разогретый металл зашипел. Из горлышка вырвалось облачко пара. Степаныч принюхался, широко раздувая ноздри.

- Кажись, моргом не пахнет! - удовлетворенно произнес он. - Нюхни ты, Егорка.

У сторожа нос шевелился, как хоботок навозной мухи, ползающей по сахару.

- Чуешь? - устав ждать, спросил Степаныч.

- Водочкой пахнет! - восторженно прошептал старый алкоголик.

- Трупняком не воняет? - еще раз переспросил кочегар.

- Озверел! - взвился сторож, роняя шапку на грязный пол кочегарки. Натуральная водка, хоть и импортная. Угорел ты в своей берлоге.

Степаныч осторожно обхватил бутылку пятерней, поднес к губам и сделал большой глоток. Крякнув, он махнул свободной рукой, чтобы Егор сел.

- Дурила! - отдышавшись, объяснил кочегар. - Если пахнет моргом, значит, в бутылке метиловый спирт. Формалин. Давай придвигайся к столу поближе. У них свой праздник, у нас свой!

Обстановка кочегарки была спартанской: наспех сколоченный стол из плохо обструганных досок, три табуретки, тумбочка с болтающейся дверцей, шкаф, похожий на гроб, покрашенный ядовито-зеленой краской. Стену украшали осколок зеркала, покрытый сизой угольной пылью, и календарь с глумливо улыбающейся девицей, на которой, кроме ковбойской шляпы, ничего не было.

Из тумбочки Степаныч достал нехитрую закусь: четыре мелкие луковички величиной с грецкий орех каждая, два раздавленных яйца, сваренных вкрутую, кусок колбасы подозрительного синюшного цвета.

Рюмок у Степаныча не было. Для застолья он использовал алюминиевые кружки солдатско-лагерного образца. Разлив водку, кочегар приподнял кружку:

- Ну, понеслась душа в рай! - Бывший майор залпом проглотил отмеренную дозу.

Собутыльник произносить тостов не стал, последовал примеру хозяина.

...Светало. Робкие серые утренние сумерки сменяли черноту ночи. Серп полумесяца желтым пятном светился на небе грязно-молочного цвета. Под порывами ветра скрипели сосны. К этим звукам добавился вой, смертельно-тоскливый, леденящий душу.

Юрчик проснулся, потер глаза ладонями, покрытыми засохшей коркой фруктового сока, смешавшегося с золой. В висках у него стучали молоточки, внутренности сжигала жажда. Неугомонный Степаныч и его заставил выпить полкружки водки.

Сам хозяин кочегарки спал, забравшись на стол, скрючившись, как эмбрион в чреве матери. Его приятель, постанывающий в пьяном забытьи, примостился у шкафа.

Спотыкаясь о валявшиеся на полу бутылки, Юрчик прошелся по помещению, подбросил угля в топку, пошевелил кочергой, наблюдая за сполохами пламени. Вой повторился. К голосу, тянувшему высокие ноты, добавился еще один низкий и надрывный.