Андрей Троицкий - Суд Линча

– Хотел с вами, тетя, поговорить о важном деле.

– У тебя, Сережа, какие-то неприятности? – под взглядом этих водянистых теткиных глаз Денисову сделалось неуютно.

Начиная разговор, он хотел говорить с теткой напрямик, поставить её перед фактом – и точка. Пусть себе бесится, стонет или рыдает. Шуметь не в теткиных привычках, но если все-таки она заведется, то быстро остынет. Но сейчас что-то мешало Денисову сказать все приготовленные слова, внутренний голос подсказывал: это горькое сообщение лучше чем-то сдобрить, каким-то соусом, жалостью к себе, к своей болезни, например.

– Не хотел я затевать все это, – так и не пояснив, чего именно он не хотел затевать, Денисов свернул на другое. – На днях я побывал у Синенко, у психиатра. Известный профессор, светило мирового масштаба. Профессор следит за развитием моей болезни довольно давно, вот так, – Денисов выдержал паузу, подумав, что говорить полуправду легче, чем резать правду-матку.

– Этот Синенко действительно выдающийся специалист, с его мнением считаются все психиатры мира. Он сказал, дела мои плохи. Так и сказал, без обиняков, по-мужски. За последние месяцы болезнь прогрессировала.

– Да, но ведь приступы у тебя вроде бы чаще не стали происходить, – тетка хотела добавить ещё что-то, но Денисов поспешил её оборвать.

– Число приступов – это лишь игра цифр. Важно, как далеко зашли изменения в мозге. Мое состояние за последние полгода ухудшилось. Если так пойдет дальше, мне грозит слабоумие, возможно, через год, возможно, через два. Но итог один – слабоумие. Я превращусь в животное. Избежать, вернее, отсрочить его наступление можно, только если я решусь начать серьезное лечение, – сейчас, когда Денисов говорил правду, ему не было жалко самого себя. Он верил – худшего с ним не случится. – Нужно ложиться в клинику, хорошую клинику. Не в ту бесплатную забегаловку, где лечат, вернее, отправляют на тот свет дебилов. Пичкают их всякой психотропной дрянью, пока те остатки разума не потеряют, а потом… Словом, нужно лечиться, а не умирать.

– Конечно, Сережа, если профессор сказал…

– Но тут есть небольшая загвоздка. У нас в России эпилепсию, и судорожную и бессудорожную формы, не лечат. А чтобы лечиться за границей, нужны деньги, – тут Денисов сообразил, что тетка при всей ограниченности её кругозора, возможно, знает, что и за рубежом эпилепсию не вылечивают. – Да, за границей эту болезнь лечат, – повторил он с внутренней убежденностью в голосе. – Вопрос только в деньгах. Знаете, тетя, сколько я зарабатываю? На хлеб хватает, но ничего лишнего себе позволить не могу. Я принял трудное решение. Словом, деньги мне взять негде, поэтому я решил продать нашу квартиру.

Предвидя возражения тетки, он помахал перед собой растопыренной ладонью, как бы отметая все эти ещё не сказанные слова. Но тетка не издала ни звука. Денисов подумал даже, что она не поняла его слов, и вслух повторил, что их квартира продана, точнее, будет продана буквально на днях. Тетка кивнула головой, значит, поняла.

– Вы знаете, тетя, как я люблю нашу квартиру, знаете, с каким трудом она мне досталась, – он кашлянул в кулак. – Но здоровье дороже четырех стен. Ваши интересы не будут ущемлены. Вы переедете в прекрасную комнату на Ленинском проспекте.

Денисов подробно в восторженных выражениях описал тетке комнату алкоголика Ткаченко, особо напирая на то, что в квартире только одна соседка, и та одинокая старуха. Если старушка скончается, её освободившуюся комнату можно будет купить на законных основаниях. К тому времени он, Денисов, уже полностью излечившийся, вернется обратно в Москву, и деньги у него наверняка заведутся. И тогда они снова заживут по-семейному, как сейчас.

– А эта соседка – совершенно очаровательная бабка, очень интеллигентная, порядочная, – сказал Денисов, единственный раз мельком видевший в конце коридора коммуналки какую-то согбенную старуху в замызганном халате. – Я уверен, вы с ней подружитесь крепко. Станете помогать друг другу и все такое. Правда, там, в комнате, требуется ремонтик небольшой, косметический. На ремонт я дам денег. Как видите, прежде всего, я о вас думаю.

– Я должна написать какую-то бумажку? – спросила тетка бесстрастным голосом.

– Да, надо одну бумаженцию составить, – Денисов радовался, что все прошло так гладко, без слез и взаимных обвинений, тетка против всех ожиданий, оказалась такой покладистой, что захотелось её поцеловать, а весь разговор потребовал минимума времени и слов. Вот что значит найти верный ход. – Я дам вам типовой образец или лучше напишете вечером под мою диктовку.

– Почему же ты мне раньше ничего не сказал о своих планах? О том, что собираешься на лечение за границу? – тетка наклонила голову набок и посмотрела в глаза Денисова.

– Я колебался до последнего, – Денисов с горечью вздохнул. – И что толку разговоры разговаривать, если я ещё не нашел для вас подходящего жилья? Теперь вот эти проблемы решил, поэтому и говорю.

– А в какой же стране тебя лечить станут? – поинтересовалась тетка.

– В Швеции, – наобум назвал страну Денисов. – Там есть одно закрытое заведение, частная клиника. Персонал, обслуживание все на высшем уровне. Лечат по специальной методике, разработанной тамошним профессором, как его там, – Денисов несколько раз щелкнул пальцами, – Андерсеном.

– И долго это лечение продолжится? – глаза тетки по-прежнему не выражали ни радости, ни огорчения.

– Это как пойдет.

– Значит, те люди, которых ты приводил на прошлой неделе, муж с женой, и есть покупатели нашей квартиры? – спросила тетка.

Денисов почувствовал, что устал от вопросов.

– Точно, это и есть покупатели.

Тогда, неделю назад, тетка застала их, осматривающих квартиру, врасплох, вернувшись из химчистки раньше времени. Денисову пришлось отбрехиваться, сочинять для тетки очередную сказку, а покупателям объяснять, что его родственница пока не в курсе их дел, но возражать против сделки не станет.

Последние несколько дней после похорон Елены Викторовны Леднев в мятой несвежей пижаме провалялся на разобранном в большой комнате диване. Он чувствовал в душе такую пустоту, что, кажется, произнеси он какое-то слово, из глубины собственной утробы ему отзовется эхо. Эта иллюзия казалась такой реальной, что Леднев, ворочаясь с боку на бок, иногда громко вслух произносил какие-то бессмысленные междометия и даже ждал ответа утробного эха.

В холодильнике с поминок осталась еда, и дважды в день он засовывал в себя какие-то бутерброды, но не чувствовал вкуса пищи. Однажды он нацедил из полупустой бутылки полстакана водки, прикончил её в два глотка, удивляясь пресному вкусу напитка. Он даже понюхал горлышко бутылки, не вода ли. Вместо опьянения пришло болезненное жжение в кишечнике, сменившееся позывами тошноты. Леднев долго мотался по квартире, бесцельно передвигая ноги, пока не наткнулся на разобранный диван и не упал на него с твердым решением уже не подниматься до самого вечера, а лучше, до завтрашнего утра.