Андрей Троицкий - Суд Линча

Федотов аккуратно оторвал от бумажного рулона распечатку. Пробежал глазами текст, Мельников сложил бумагу вдвое и спрятал в карман.

Федотов выключил компьютер и склонился над кроссвордом.

– А вот тебе ещё вопросик по литературной части, раз ты такой начитанный. Рассказ Чехова на букву «с». «Стрекоза» не подходит.

– Значит, «Стрекозел», – ответил Мельников бездумно. – Это должно подойти.

– Сам ты это слово, – Федотов в позе роденовского мыслителя застыл над столом. – Я в молодые годы, между прочим, только и делал, что повышал свой умственный потенциал. Ну, и физический, это само собой. Работа, библиотека, спортзал – вот три точки, где я дневал и ночевал.

Мельников представил себе подвал Лубянки, где на жестком топчане, накрыв лицо книгой, ночевал молодой Федотов. Сделалось смешно.

В квартире банкира Горшкова Мельников побродил из кухни в кабинет хозяина и обратно, рассказал пару анекдотов домработнице Дусе. Хозяин дома разрешил Мельникову в свое отсутствие рассматривать книги, художественные альбомы из своей библиотеки, а также пользоваться видеомагнитофоном в кабинете. Мельников, погруженный в себя, блуждал по квартире банкира, лучшие мысли всегда приходили на ходу. Дуся шинковала капусту на кухне. Мельников, так и не озаренный интересной мыслью, сделал ещё несколько ходок по квартире, присел на табурет.

– Зоя Леонидовна ещё не встала? – спросил Мельников.

– Встала, я ей завтрак наверх отнесла, – Дуся переложила капусту в эмалированное ведро, взяв со стола новый вилок, разрезала его на две равные половины. – Чего-то она без аппетита сегодня. Ничего, после трех часов разойдется.

– Не говорила, не собирается она куда?

– Она мне не докладывается, – вздохнула Дуся и согнулась над разделочным столиком. – Сказала, чувствую плохо и легла в кровать. Хочешь, супу разогрею, пока она лежит? А ты ходишь, небось, целый день не жрамши?

– А чего у тебя за суп? Щи, наверное?

– Горох, – ответила Дуся, не отрываясь от капусты. – Александр Анатольевич велел горох приготовить.

Отказавшись от еды, Мельников прошел в комнату хозяина, упал в низкое кожаное кресло и бездумно уставился на противоположную стену. Эту стену украшали четыре охотничьих ружья с резными прикладами, несколько кинжалов ручной работы с рукоятками, инкрустированными золотом и какими-то камнями, а также сабля в дорогих блестящих ножнах. Прежде рядом с этой саблей висела другая, по утверждению Горшкова, настоящий гусарский палаш. Однажды хозяин пригласил в гости известного специалиста по холодному оружию, чтобы продемонстрировать тому свою коллекцию и узнать её ориентировочную стоимость. Но специалист категорично заявил, что гордость Горшкова, гусарский палаш, есть не что иное, как обычная полицейская селедка, сабля, которой до революции вооружали московских городовых.

Мельников взял с журнального столика альбом с репродукциями музея «Метрополитен», перелистав несколько страниц, задержал взгляд на картине, изображавшей негра, терпящего бедствие на плоту среди бушующего океана. Глаза негра, вылезшие от страха из орбит, молили о помощи. Но спасения чернокожему мореплавателю ждать было неоткуда. Мельников пожалел негра и захлопнул альбом. Встав на ноги, он снова принялся расхаживать по просторному кабинету, заложив руки за спину.

Минут через десять он перебрался в гостиную, самую большую комнату в доме, и стал мерить её шагами, стараясь сосредоточиться. В углу гостиной, возле окна, помещалась винтовая лестница, ведущая на второй этаж. У торцевой стены сверкал изразцами большой декоративный камин, стилизованный под старину.

Устав от бесцельного хождения, Мельников сел на диван и начал разглядывать фотографии на каминной полке, в золоченых рамках. Похожий камин, большой, с медной решеткой, отделанный изразцами, Мельников уже где-то видел. Точно, на даче покойной Ледневой. И фотографии на каминной полке стояли, тоже под стеклом. Мельников встал с дивана, подошел к камину, стал внимательно рассматривать карточки. Взрослая дочь банкира Горшкова в обществе какого-то молодого человека пьет коктейль из высокого стакана. На заднем плане синеет полоска моря. На Вере бежевые шорты и синяя майка с коротким рукавом, девушка улыбается. Молодой человек в белых брюках и тенниске тоже сжимает в руке высокий стакан. Весь вид молодого человека говорит о том, что он глубоко несчастлив и не испытывает никаких надежд на взаимность сидящей напротив девушки.

На другой карточке Горшков обнял Зою Леонидовну за плечи. Супруги стоят возле входа то ли в отель, то ли в магазин. Реклама на втором плане говорила о том, что снимок сделан за границей. Жена Горшкова, видимо, только что сделавшая немало удачных приобретений, улыбалась счастливой улыбкой. На другой карточке Горшков запечатлен в одиночестве. На этот раз, положив руки на массивный парапет, он с видом искушенного оценщика рассматривает панораму Нью-Йорка со смотровой площадки Эмпайр Стейт Билдинга. Солнце высвечивает далекую городскую перспективу, но, кажется, Горшкову не по вкусу эта урбанизированная красота. Он выпятил вперед нижнюю губу и прищурился.

Мельников, рассмотрев все фотографии по порядку, отошел от камина, побродил по комнате и снова пристроился в углу дивана. А что запечатлели те снимки, которые он видел на ледневской даче? Елена Викторовна вместе с сыном Юрой стоят в полный рост, взялись за руки, на заднем плане, кажется, сарай. Нет, на заднем плане дощатая кабинка душа с окрашенной темной краской бочкой на крыше. Леднев копается на грядках на фоне старого душа. А другой снимок? На нем один Юрка, ему на снимке лет пятнадцать, он сидит под солнцем на табурете и улыбается. Мельников похвалил себя за хорошую память. А что на заднем плане того снимка? Этого Мельников никак не мог вспомнить, сколько ни старался. Была и ещё какая-то карточка…

Сейчас Мельникову показалось, что очень важно вспомнить эту последнюю карточку. Он, потирая лоб ладонью, напряг память, но вспомнить ничего так и не смог. Эти карточки, отнюдь не лучшие, не самые удачные, любительские черно-белые, место которым на задних страницах семейного альбома, стояли в самой большой комнате дома, на самом заметном месте. Они явно не украшали интерьер гостиной и, тем не менее, стояли на самом почетном месте. Почему? Добросовестному, внимательному сыщику следовало задуматься над этим вопросом ещё тогда, во время поездки на дачу вместе с Ледневым, – упрекнул себя Мельников. Задуматься и задать Ледневу несколько вопросов.

Разозлившись на свою беспамятность, Мельников потер шею. За этим занятием его застала домработница Дуся. Она, стоя за спиной Мельникова, долго и внимательно наблюдала за его манипуляциями.