Сергей Устинов - Можете на меня положиться

Так, хорошо, отрицательный результат в науке, как известно, тоже результат. Неприятно только, что эксперименты ведутся на мне живом, однако тут уж ничего не поделаешь. Но почему тогда за мной начали следить лишь сегодня? Раньше я не замечал? Вряд ли. Ах да, официант! Если я прав и он действительно побежал докладывать, все встает на свои места. Я сделал ход и вот ответ.

Похоже, с этим вопросом я разобрался. По крайней мере, нашел разумное объяснение. Но тут же вставал следующий, на который у меня ответа пока не было: зачем? Зачем им это понадобилось? Боятся, как бы я не напал на след? След чего? Глупость какая-то. Выискивают момент, чтобы меня прикончить? За что, я же ничего толком еще не узнал. Разве что превентивно. Нет, малоправдоподобно. И тут меня осенило.

Господи, а вдруг они тоже ищут Латынина?!

Предположим так: еще неясно, по каким причинам, парень поссорился с шайкой, куда его вовлекли, и сбежал от них, прихватив к тому же пистолет. Его он отдает Кригеру, при этом все ему рассказывая. Кригер начинает проявлять активность, и его убивают, а Латвии скрывается. Где - такая же загадка для Марата, как и для меня. Но у него, вероятно, гораздо меньше возможностей для поиска: не может же он прийти с расспросами в латынинскую школу, к нему домой. В качестве кого?

Так вот что получается: корреспондент, сам того не зная, теперь для них не помеха, а главная надежда! Я по достоинству оценил этот остроумный ход. Значит, я должен найти им Латынина, а дальше...

Дальше холодок вдоль спины. Мертвый Кригер на полу лифта.

Я чуть было не крутанул баранку, чтобы стать к тротуару. Но вовремя удержался и просто сбавил скорость. До Лианозова оставалось совсем немного, а мне нужно было время подумать. Зеленый фургон неотступно следовал за мной.

Предположим, что Латынин действительно у Жильцова. Выходит, ехать туда означает прямо играть на них. Но если я ни с того ни с сего поверну сейчас назад или начну от них удирать, они поймут, что я догадался. То, что они еще этого не понимают, было моим несомненным преимуществом, хотя я и не знал пока, на кой оно мне может сгодиться. Во всяком случае, расставаться с преимуществом мне почему-то не хотелось.

Можно иначе. Вон впереди магазин запчастей, зайти туда, купить какую-нибудь ерунду и поехать домой. Я представил себе их разочарованные рожи. И тут же понял: нет, нельзя. А если они сами как-то раздобудут адрес Жильцова? Пока я тут играю с ними в игры...

Итак, надо ехать к Жильцову. Если Латынин там, позвоню Сухову, пусть присылает своих ребят. А в крайнем случае посажу его в машину и отвезу к нам в редакцию. Не будут же они, в конце концов, бросаться на нас среди бела дня!

Впереди замаячил дорожный указатель: "Лианозово". Я решительно свернул направо...

Передо мной на пороге стояла женщина лет сорока в домашнем халате и смотрела на меня вопросительно.

- Простите, Витя дома? - спросил я.

- Нет, он уехал в город, к преподавателю, будет вечером.

Да, за этой новостью не стоило ехать в такую даль. Женщина хотела уже закрыть дверь, но, вероятно, ее в последний момент остановило мое растерянное лицо.

- Вы хотите ему что-нибудь передать?

Я замялся:

- Мне нужно было с ним поговорить... А вы его мама?

- Да.

- Тогда, может быть, вы мне поможете?.. - Я представился.

- Ну что ж, проходите. Извините только, у меня беспорядок, гостей не ждала.

Мы прошли на кухню и сели за стол.

- Чаю хотите?

- Нет, спасибо.

- Так я вас слушаю.

Я все искал, как исподволь начать разговор. Не нашел и брякнул:

- Видите ли, меня интересует не сам Витя. Я разыскиваю Сашу Латынина.

Она высоко подняла брови:

- Сашу Латынина?

И вдруг ни к селу ни к городу спросила:

- Извините, а удостоверение у вас есть?

- Да, конечно.

Аккуратно раскрыв книжечку, Жильцова внимательно сравнила мою физиономию с фотокарточкой.

- Давно вы его последний раз видели? - спросил я. Она подняла глаза к потолку, будто бы вспоминая. Потом опустила их на меня:

- Сашу Латынина последний раз я видела сегодня утром. Но он уехал и сказал, что возвращаться не собирается.

16

Час спустя я вышел на улицу. Маргарита Ефимовна, так звали мать Жильцова, показала мне из окна, где во дворе стоит телефонная будка. Зеленых "Жигулей" нигде не было видно, но, когда я зашел в автомат, рядом возник парень в кожаной куртке, тот, что сидел рядом с водителем. Он стал подкидывать на ладони двушку, изображая из себя очередь.

Я даже не стал прикрывать дверь. Набрал домашний телефон Феликса и, слушая однообразные длинные гудки, заорал:

- Привет, это я! Что? Очень плохо слышно! Да, я тут, в Лианозове. Какой, к черту, нашел! Им тут и не пахло, пустой номер, они его сто лет не видели! Что? Пустой номер, говорю! Да, конечно. Теперь там последняя надежда. Сейчас заеду в одно место - и туда! Ага, сразу позвоню. Ты все время будешь в редакции? Договорились!

Я повесил трубку и не оглядываясь быстро пошел к машине. Уже выезжая из двора, я увидел, что парень, даже не попытавшись изобразить, будто он звонит, опрометью бросился за угол. "Ничего, побегай", - злорадно подумал я.

На полдороге к центру я снова остановился возле автомата. На этот раз рядом никого не было. Мои преследователи решили больше не рисковать, да к тому же самое главное я им уже сообщил. Тем не менее я прикрыл на всякий случай дверь. Сначала я честно позвонил Сухову. Телефон у него не отвечал. Тогда я набрал другой номер. Поговорив, я двинулся дальше. 66-28 был словно привязан ко мне на веревочке.

Остался сбоку Савеловский. Я катил себе по Новослободской, потом по Каляевской, все время поглядывая в зеркало: не дай Бог потерять своих друзей. Ибо теперь у меня был план, в который не входило наше немедленное расставание. Так, присматривая друг за другом, мы добрались до конца улицы Чехова, и здесь я свернул направо, к зданию "Известий".

Окинув взглядом площадь, я увидел с облегчением, что все идет, как задумано. Если дальше будет продолжаться так же, через четверть часа мой план осуществится. Говоря шахматным языком, я намеревался реализовать свое преимущество и перехватить инициативу. Надоело быть мышкой, захотелось стать кошкой.

Я поставил машину в самом конце стоянки, идущей вдоль Страстного бульвара, почти у выезда на улицу Горького, вышел и не торопясь двинулся к памятнику Пушкину. Здесь, как обычно, роилась разномастная толпа. Длинноволосая, джинсовая, коротко стриженная, костюмно-отутюженная, с цветами, без цветов, ждущая любовного свидания или деловой встречи. Меня, пожалуй, следовало отнести к последним. И только невысокий пожилой гражданин, седой и коротко стриженный, который терся неподалеку от меня, боюсь, не подходил ни под одну из названных категорий.